внезапно. Окружающие списывают это на следствие усталости. Из столбняка своим вопросом выводит Светлана Юрьевна:
– Я слышала, ты разбираешь первую сонату Бетховена?
– Да, финал.
– О! Там темп presto[3] и арпеджио[4] в левой руке! Справляешься?
Почему-то преподавательницы музыкальной школы с придыханием относятся к парням, предпочитающим стучать по клавишам вместо того, чтобы заниматься истинно мужскими занятиями – вроде каратэ, бокса или, на худой конец, футбола. Как только мне открылся этот интересный нюанс, я без зазрения совести начал пользоваться своим привилегированным положением.
– Ну, я пока играю не в настоящем темпе, да и с ритмом небольшие проблемы…
– Что не в настоящем темпе – это правильно. Нечего спешить. Для всякого стоящего дела нужна тренировка.
Да. Должно быть, есть что-то такое в очках, что позволяет говорить умные вещи. Себе что ли купить?
– Да не мучайте Вы ребёнка, – пошла в атаку тетя Домка. Интересно, это она обо мне? Тоже мне, нашла малыша. – Пусть уже домой идет. А то мама, наверное, волнуется.
– До свидания, – говорю я и через мгновение оказываюсь на промозглой улице, где фонари горят через один, а людей не видно вообще. И мне становится страшно, особенно от неверных теней, создаваемых ветром. Страшно от знания того, что скрыто за ними. Возможно, я и приду домой. Если сегодня не мой день.
Наверняка я смешно выгляжу со стороны: не по годам рослый, сильный парень, шарахающийся от каждой тени… Ещё и эти облака, периодически закрывающие луну. Чёрт бы их побрал. Нет, с такими мыслями явно не стоит бродить в темноте.
Я давно достиг совершенства в умении ходить бесшумно. Даже сейчас подмерзшая каша у меня под ногами не издавала характерного хруста. Удивительно, какие чудеса может проделывать человек в своем желании остаться в живых.
«Срочно думай о чем-то другом! Соберись! Впереди еще долгий путь и это самый безопасный его отрезок. Думай о другом…». Снова голос брата:
– Параноик! Как ты мне надоел. Опять свет не потушил в комнате! Ты хоть знаешь, сколько набежало по счётчику за целую ночь?! Мы с матерью горбатимся на нескольких работах, а ты, малая скотина… – Удар.
«Я люблю тебя», – как хорошо, что я воспитал в себе хладнокровие. А теперь скажу вслух:
– Мне страшно.
– Чего может десятилетний пацан бояться в своей комнате? – брат всё ещё вне себя. К тому же он злится из-за того, что посмел ударить меня. Он добавляет уже мягче, почти ласково, – чего ты боишься?
«Я люблю тебя. Как тяжело молчать».
– Чего ты боишься? – хватает он меня за грудки, – Ты, псих!..
– …Ладно, малый, смотри! Берешь гантель вот так. Да нет! Ты, пианист хренов, не сжимай так пальцы… Что, тяжело? Ничего, я подстрахую… поднимешь раз десять. Что?.. Не бурчи себе под нос, я не слышу!
– Пятнадцать!..
– Вот это мой Сурик! Узнаю тебя, Санёк! – Брат улыбается, похлопывая