был на кухне! Проведем собрание и обсудим порядок. А то достало меня это все, – сказала украинка по имени Ольга, благодаря своему трудолюбию и напористости пользующаяся здесь авторитетом, и пошла оповещать остальных.
– Это что, у вас тут каждую неделю проводятся утренники, да? – изумленно спросил Паша Кристину.
– Не знаю. Два месяца тут живу, но никогда такого не было.
Когда пришло время, ребята вышли на кухню. На этот раз в кухне, озаренной желтым светом горящей лампочки, было что-то привлекательное. Паша начал думать, что привыкает к происходящему.
Впрочем, позже он понял, что рано начал радоваться.
Стоя опершись спиной на дверной косяк, Паша с интересом изучал новые лица, возникшие перед ним: «Ага, вот тот парень алкогольного вида, а вот и наша соседка-удмуртка, о которой говорили мне девочки, когда я хрумкал арбуз».
Как бы там ни было, заинтересованность в том, что говорила Ольга, казалось, испытывала лишь она сама. Паша помнил, что в тот вечер она показалась ему строгой и наглой пенсионеркой, которая считает себя тут королевой:
– Мы с Викой, – Ольга взмахнула рукой, будто занеся топор над головой Вики, – живем тут с самого начала, а вы, – обращалась она к остальным, – живете тут как попало и каждые несколько месяцев сматываете удочки…
– С момента основания, что ли? – прошептал Павел и увидел улыбку Алины, услышавшей его вопросец.
– Что смешного-то? – рассердилась Ольга. – Я, собственно, о вас с Мариной и говорю. Где это видано, чтобы по ночам на кухне носки стирать?
– Да не стирала я тут носки, с чего вам так думается? – спросила Марина, отражая атаку.
– Вы знаете, я на людей не наговариваю. Пошла в туалет ночью, выхожу – а ты тут в темноте дрочишься.
– Понятно… – махнул Паша рукой, поняв, что оказался на собрании колхозниц. Перед тем как пройти в комнату, он услышал, что надо каждому выключать за собой свет (а не то Алевтина Эдуардовна, хозяйка этого места, выселит), и обратил внимание на график уборки квартиры – каждая комната по очереди должна делать уборку в свою неделю.
Когда тем же вечером на кухне он чистил зубы, ему удалось переговорить с Мариной, ожидающей своей очереди в ванную.
– Да эта дура реально не в себе, – говорила она об Ольге. – Я голову в раковине мыла, а не носки стирала. Ты только ей об этом не говори, ладно?
– Если честно, тут, как я посмотрю, все не слава богу. Стирать носки в ванне, по-моему, ничуть не лучше. Так что не парься.
– А вот за это спасибо.
– Пожалуйста, – улыбнулся он ей, а затем принялся полоскать рот, думая о том, что первый день самостоятельной жизни «на грани добра и зла» позади.
Глава 3
У человека можно отнять все, кроме одного: последней свободы человека – выбирать собственное отношение к любым обстоятельствам, выбирать собственный путь.
Мало-помалу Паша привыкал к своей отстойной жизни маргинальной богемы, как он в шутку себя прозвал.