да и прочту заново Кнута Гамсуна, его загадочную «Викторию». Иногда мне кажется, что Набоков нечто взял у этого норвежца, сама не знаю, что точно. Некоторые характеры, даже перешедшие к Гамсуну от Достоевского, но так переписанные, что именно они сгодились Набокову. Еще – изощренная манера письма, те подробности, которые Толстой, да и Достоевский как бы миновали. Последнее время вообще много рассуждаю про себя о литературе, о мистическом в области жизни и философии. ‹…›
Доченька, добрый день! Спешу заполнить чистые страницы – экономлю бумагу. Ее тоже нет. В общем гораздо легче перечислить что есть, чем чего нет. Главное есть – хорошее, веселое настроение. Еще после затяжной пасмури – выглянуло солнце и позолотило березовые стволы в окне и даже слегка-небесную голубизну.
‹…› Сейчас Семен перепечатывает для «Воскресенья» три моих новых триптиха. Глядишь – соберется целая книжка триптихов, учитывая и напечатанные в книге. Папа, когда мы ждали твоего телефона, на что-то мной сказанное о Тарковском, сказал: «А между прочим, разве у Тарковского есть стихи о любви? Нет. А вот у меня, – при этом папа развел руками и причмокнул, – есть “Повесть о моей музе” и другие. А разве кто-нибудь писал об отце?» Робко говорю: «Айзенштадт»[108]. Опять тот же жест руками и причмок: «Это он у меня научился», и тут продолжил: «А разве есть такой христианский поэт, как я? Даже Дудко[109] говорил, что такого христианина в поэзии нашей не было. А я единственный религиозный поэт!» – причмок, руки разводятся: «Вот так».
И сейчас я могу сказать, разводя руки и причмокивая: ни у кого нет книги триптихов, а у меня есть, – причмок, руки вот так! ‹…›
69. Е. Макарова – И. Лиснянской
26 января 1992
Мамулечка, привет! Похоже, я не приеду, жаль. Где-то, видно, застряли мои бумаги или еще что. Честно говоря, может это и к лучшему. Опять бы вы все волновались.
Все здесь спокойно. У вас – страшно, так отсюда видится. Приехали бы лучше сюда, от греха подальше, и к своим – поближе.
Мне очень тебя не хватает.
Прочла твои стихи в «Горизонте», спасибо Сереже Тартаковскому[110], он прислал. Некоторые я знала, некоторые прочла здесь. Очень хорошо, но так грустно!
Все проекты провалились по очереди. Выставка детей – сначала, резоны – слишком дидактично, смешно даже обсуждать всерьез эту мотивировку. Потом еще что-то, я уже не помню, а с деньгами на выпуск книги – ввели какие-то еще правила, а я было намылилась собирать сборник. Но это еще, может, и не окончательно. С Арадом[111] встреча не состоялась пока, то погода на него влияет, то простужен. Словом, такая полоса.
В результате образовалось настоящее время, с далекими будущими перспективами. Я села писать что-нибудь протяженное, пока это в форме или пьесы, или сценария. Главные герои – Фридл, Вилли, а остальные вымышленные, многие – персонажи ее картин, также участвуют ее пейзажи в виде «пространства действия»