в плечо, но оба они не покидали своего укрытия, прикрывая фланг первой сотни. Сильно посекло осколками командира орловцев подполковника Габаева. Когда молодой санитар, теребя его за рукав, в третий раз жалобно протянул: «Ваше высокоблагородие, в госпиталь вам надо», – тот, не выдержав, рявкнул:
– Мать твою! Я кто, командир полка или обозник, чтобы в тылу воевать? Пошел вон!
Потом, увидев растерянное лицо солдата, смягчился:
– Ты, братец, иди лучше к полковнику Хоранову, его, слышал, уже в 6-й раз ранило.
– В седьмой, – безнадежно махнул рукой санитар. – Да только и он в госпиталь не хочет. Ругается…
Позиции держали до шести часов утра. Когда стало светать, японцы подтянули еще три батареи и накрыли перевал таким сильным огнем, что стало ясно – надо отходить.
Казаки 1-й сотни, заняв ближайшие высоты, прикрывали огнем солдат-орловцев, выносивших с собой раненых и убитых. Самим отступать было труднее.
Есаул Балк в своем рапорте на имя командира полка писал: «Потеряв почти половину своего спешенного состава, отступая под сильным огнем неприятеля, остатки двух доблестных сотен не оставили на позициях своих раненных товарищей и офицеров, вынесли их с собой».
Японцы хотели было преследовать казаков, но генерал Орбелиани послал на подмогу отряду Балка чеченскую сотню. Чеченцы, размахивая саблями, с гиком кинулись на врага, и японцы сразу залегли.
Бой закончился.
Вечером того же дня у полуразрушенной китайской деревни были построены сотни Мистулова и Бековича-Черкасского. К ним подъехали Орбелиани и командир полка Блаутин. Здесь уже стоял и полковой священник. Раздался звук горна, затем команда:
– На молитву! Папахи долой!
В чистом воздухе далеко разнеслось пение десятков голосов. Пережившие бой терцы и кубанцы набожно крестились.
Молитва закончилась командой:
– На-кройсь!
Орбелиани подошел к фронту построенных сотен. Есаул Балк начал рапортовать, но командир бригады прервал его.
– Убитых?
– Одиннадцать. Раненых 30, в том числе сотник Кужуев и подъесаул Мистулов.
Орбелиани стал обходить сотни. Его внимание привлек стоявший сбоку урядник, с головы до ног покрытый грязью.
– Где это ты, братец, так вымазался?
– На перевале, ваше превосходительство. С япошкой сцепился в темноте.
– Ничего, почистишься. Какой станицы?
– Пришибской, ваше превосходительство!
– Отпиши домой, славно дрался!
Орбелиани обнял урядника.
Вопрос о поражении в войне с японцами слишком жгуч для национальной гордости великороссов. Нет спору, что она была чужда русскому народу, но русская дипломатия всячески уклонялась от войны, а японская военщина, вкупе с токийскими политиками, войну развязывала. Разгулявшемуся от легких побед над китайцами и корейцами самурайскому духу стало тесно на островах. Япония, вступая в рискованное единоборство