будет ночь.
Солнце раскалённой бричкой
с косогора – прочь.
Скрылась солнца колесница —
пала в листопад.
И сияет и дымится,
и летит закат.
Свет его над миром держит
лес железных рук —
как последняя Надежда,
старый виадук.
Словно он всех нас живее,
словно – в небо дверь.
Упадёт и заржавеет.
И проснётся Зверь.
Проклятой жизни
бумеранг
в руках у Дьявола,
как бита.
И столько чудищ
в нём набито,
что не спасёт
священный Ганг.
И даже Слово*
не оможет —
зверинец сделать
Храмом Божьим
Среди камней
Безгласно-неподвижна
Я простояла
Тысячи веков.
Иисус Христос
И Магомет, и Кришна
Меня лишили
Каменных оков.
Среди деревьев
самой деревянной,
сосновой самой
долго я была.
Среди собак
Я самой окаянной
Навеки обездоленной слыла.
И, наконец, сегодня Человеком
В мучениях и корчах родилась,
Чтобы принять от Бога
И от века
Любовь и Ложь,
Прощение и Грязь!
Ещё не слышится в рассвете
Печного дыма хвойный ток.
Ещё висок таит в портрете
Заветный детский завиток.
И там, в невидимом пока,
Гуляет солнце в зимних рощах,
И карамельный день полощет
В глубоком небе облака.
Но в тех же рощах и пампасах,
За всё цепляясь, всё круша,
Отчаянно и многогласо
Вопит животная душа.
Она уже готова в клочья
Порвать и весело глодать,
Жевать, урчать и жаждать ночи.
И врать.
И взять,
а не отдать.
Последние дни
Москитный флот идёт на Землю —
погибельная саранча,
хитиновыми рожками стуча!
В нём сонмы вирусов летучих
кишат во мгле без берегов —
распад души,
распад мозгов!
Не чуя смерти, человеки
картошку жарят на огне,
торча неделями в окне.
Не чуя смерти, человеки
твердыни строят из камней
на краешке последних дней…
В меха закутана по моде
Зима волчицею прошла.
Апрель.
Звонят колокола.
Последний сон
В деревьях бродит.
А утром, изумрудно чист,
Поранит небо, словно скальпель,
Живой пахучий острый лист.
И несколько карминных капель
С небес на землю упадут,
Окрасят крыши, окна, пруд…
И двери настежь – и с петель —
Сорвёт апрель!
Сила жизни
Смертны все