не успел. Из соседней аллеи, уходящей волнистой линией к центру сада, донесся крик. Митя проломился сквозь живую изгородь и обнаружил на дорожке то, что в наливавшихся сумерках поначалу принял за кипу белья. Может, прачки обронили? Чу, да это девочка! Жива ли? В два прыжка оказался подле, прогоняя видение глубокой вспоротой раны… Жива! Шея тонкая, молочно-матовая и, по счастью, целехонькая.
– Не бойся, маленькая, я дурного не сделаю. Видишь – мундир с золотыми пуговицами. Нешто солидный господин и ребенка обидит? Ну-ну, чего опять в слезы? Больно? Ногу, видать, подвернула. Поднимайся тихонько, обопрись на меня.
Успокаивающий голос подействовал: девочка перестала всхлипывать.
– Тебя как звать-величать?
– К-К-Катериной.
– А годков сколько?
– Се-сем-надцать.
– Надо же, а по виду ты.., – Митя смутился, – то есть, вы… Дите малое…
Он начал приглядываться и обнаружил откровенное декольте под прозрачной накидкой, вполне сочную грудь. Губки на кукольном личике округлились с недетским кокетством. Одна, вечером, да еще и в этаком наряде. Не гулящая ли?!
– Возвращалась в особняк Долгоруковых, хотела дорогу срезать через парк, – она почувствовала его подозрения и поспешила объясниться, – но заплутала с непривычки. А тут злодей из куста выпрыгнул…
– Постойте-ка, вы – новая фрейлина! – догадался почтмейстер. – Вместо одной из погибших…
Снова-здорово. Заревела. Ох, фалалей11, голова мякинная, сам напомнил про жестокие убийства. Но и девица хороша! Сунулась в темные аллеи без провожатого, а засим чуть жизни не лишилась. Нельзя бросить ее и уйти. Головорез может вернуться.
– Расскажите о приметах упыря этого.
– Я особо-то не разглядывала. Помню бороду лопатой. А еще черную рубаху. Сатиновую.
Да-с, не густо. Он приобнял молодую особу за плечи – не фамильярно, по-отечески, – другой рукой поддерживал локоть и чувствовал, как она вздрагивает: любое движение отдавалось болью в расшибленном теле. Шли не торопясь. Митя подстраивался под короткий, семенящий шаг до самого дома с колоннами. Катерина закусывала губы, чтобы не вскрикнуть. Это ему понравилось, да и не только это. Золотистые локоны щекотали волевой гусарский подбородок, а синие глаза фрейлины переливались волнами обожания и восторга. Такие взгляды обычно достаются героям или любовникам. И хотя Митю давно не записывали в первую категорию, он был не прочь оказаться во второй…
– Смотри, егоза, больше затемно одна не бегай! – напутствовал на прощанье у решетки ворот, срываясь на интимное «ты» и, может быть, чуть громче, чем требовали приличия. Зато привратник поднял голову, выныривая из легкой дремы, и будет таращиться вслед барышне, пока та не дойдет до крыльца. Ежели напасть какая – защитит.
Всю обратную дорогу почтмейстер улыбался. Прошел из конца в конец одну аллею, затем