я намереваюсь пустить ее на цаплю, если мы ее вспугнем.
– Красную соколиху на цаплю? – Гартред ехидно ухмыльнулась. – С нее достаточно будет и сороки.
– Может, хочешь стравить ее со своим самцом?
– Мой самец убьет ее, а потом и цаплю.
– Это еще как сказать.
Они сверлили друг друга глазами, точно дуэлянты, изготовившиеся к бою, и я вспомнила, как Ричард рассказывал мне, что они цапались с самой колыбели. Именно тогда у меня впервые появилось предчувствие, что день закончится какой-нибудь катастрофой. На миг я даже подумала, не остаться ли мне дома, сославшись на усталость. Я ездила верхом ради удовольствия, а не ради кровопускания, и соколиная охота никогда не была моим любимым развлечением.
Очевидно, Гартред заметила мою нерешительность. Она рассмеялась:
– Твоя невеста трусит. Она боится, что не выдержит темпа скачки.
– Как? – разочарованно спросил Ричард. – Разве ты с нами не едешь?
– Отчего же, еду, – ответила я, не задумываясь. – Должна же я увидеть, как ты убьешь эту цаплю.
Мы поскакали в открытое поле. Ветер хлестал наши лица, гул океана доносился издалека вместе с плеском накатывавшихся на прибрежную гальку волн. Поначалу охота была не очень удачной, мы подняли только вальдшнепа, к тому же на него набросились большие ястребы, а они раздирают добычу когтями, вместо того чтобы убить сразу, как это делают ширококрылые соколы-сапсаны… Соколиха Ричарда и самец Гартред по-прежнему сидели под клобучками, так как мы еще не прибыли к месту обитания цапель. Моя кобылка фыркала от нетерпения; маршрут был новый, и мы ехали слишком медленно. Возле небольшого лесочка мы спугнули трех сорок, стайка ястребов набросилась на них, но хитрые сороки перелетали из одной рощицы в другую, и понадобилось целых двадцать минут и немало усилий и криков сокольничих, прежде чем была поймана одна сорока.
– Не богато, – с презрением заметила Гартред. – Неужели нельзя найти что-нибудь более достойное для соколов?
Ричард, прикрыв рукой глаза, смотрел на запад. Перед нами длинной полосой раскинулся участок, поросший вереском, неровный и труднопроходимый, в конце которого блестело болотце, куда в ненастную погоду прилетали в поисках корма утки и где во все времена года, как рассказывал мне Ричард, собирались морские птицы, кроншнепы, чайки, цапли.
В небе не было видно ни одной птицы, если не считать жаворонка, зависшего прямо у нас над головами, а до болота, где должны были обитать цапли, оставалось еще мили две.
– Ставлю свою лошадь против твоей и свою красную соколиху против твоего самца, – неожиданно сказал Ричард, снял клобучок с птицы, выпустил ее и пришпорил коня. В тот же миг Гартред бросилась за ним вдогонку, ее серокрылый сокол стремительно набрал высоту, и они с Ричардом галопом поскакали через мхи и вереск к болоту, а обе птицы неотступно летели над ними. Моя кобыла, возбужденная цоканьем подков своих собратьев, резко сорвалась с места, едва не оторвав мне руки, и включилась в безумную гонку за лошадьми, подстегиваемыми тявканьем собак и криками слуг.
Моя последняя скачка. Солнце