Антология

Тропинка в дивный сад


Скачать книгу

дворами и остановиться вдруг,

      заслышав стоны мусорного бака.

      Я знаю. У попа была собака.

      Собаки нет. Но есть в окне паук.

      Пожиться. Надев на нос очки,

      вглядеться в стены дома цвета теста,

      нюхнуть амбре из темного подъезда,

      в котором смешаны «Шанель» и кабачки.

      А под ногами, словно мелкий шрифт,

      для голубей рассыпанное просо.

      И разминая пальцем папиросу,

      заслушаться, как воет старый лифт.

      Стоять. Бояться. Или оглядеться.

      Пожаловаться бабке на дожди.

      И слушать, как струятся впереди

      по водостоку шорохи из детства.

      Взойти на лестницу и вспомнить имена,

      и лица, долгих ожиданий тряску.

      Там, где экземой шелушится краска,

      не разглядеть свои же письмена.

      От солнца двор поставлен на попа.

      Пунктиром окна убегают к свету.

      Я тут стою. Хотя меня здесь нету.

      Как нет собаки больше у попа.

      Комендант одиночества

      Комендант одиночества смотрит мои документы

      и прошенье мое прозрачными пальцами мнет.

      Молча ставит печать и глазищами цвета цемента

      буравит сознанье и разовый пропуск дает.

      Он ведет меня краем густого лесного массива,

      а потом по тропе он подводит к застывшей реке.

      Говорит: «Это здесь». Я сажусь на траву. Тут красиво.

      Комендант исчезает с папкой бумажек в руке.

      Медно-пламенный линь на меня из водицы взирает.

      И восходит луна, законам театра верна.

      А на том берегу в покосившемся старом сарае

      мышь сгрызает в земле остатки гнилого зерна.

      Комендант одиночества все это мне предоставил,

      может, на день, может, на целую тысячу лет.

      И деревья скрипят надо мной жестяными листами.

      Луна застывает на всходе, желта, как омлет.

      Комендант одиночества тихо вернулся в каптерку.

      Он шлагбаум закрыл и крутой заварил кипяток.

      Снял с себя сапоги и сырую стянул гимнастерку.

      Выпил чаю покрепче, сидя лицом на восток.

      Сегодня вороны…

      Сегодня вороны не слишком крикливы

      и белым цветком обозначился вьюн.

      А узкие листья изогнутой ивы

      повисли над озером. Лето. Июнь.

      Наверное, мудр тот, кто это придумал,

      кто сам не живет здесь, но помнит о нас.

      Как троица, встали у леса три дуба.

      Там был и четвертый, но высох, угас.

      Кто ветки его карандашным огрызком

      лишь только наметил, потом обломал…

      Не страшно к нему подойти слишком близко.

      Срок жизни любой возмутительно мал.

      Кто нас охраняет с невидимой вышки?

      Мы пленники разума, но без оков.

      Мы даже не гости, а легкие вспышки,

      как танец над садом ночных светляков.

      Я тоже пылаю и крохотный свет мой

      пока еще теплится в чьих-то руках.

      Дойти до заката и встать до рассвета,

      чтоб оба зрачка растворить в облаках.