Елена Владимировна Донская

Крест. Или страшная сказка о счастливой любви


Скачать книгу

там прятались ответы на все вопросы бытия.

      Он осунулся от горя, щеки запали, а глаза, напротив, заняли свободное место на лице, нижние веки оттянулись черными кругами. Он давно не брился.

      – Юр, прости, я тебе, наверное, уже надоел…

      – Да иди ты… Какое там надоел…

      – … но я не могу, – с бессильными, едва сдерживаемыми слезами в голосе пробормотал Саша.

      Он дернул рыжим, в завитушках, запястьем, вскидывая рюмку, глотая водку, как воду. Даже не поморщившись.

      – Юр, она такая страшная, безжизненная, и она там, дома… Я ее боюсь, – по-детски добавил он, скосив глаза на друга.

      Юрий, тридцатилетний инженер, вовсе не был суеверен, но тут рука сама потянулась перекреститься. Опомнившись, он поспешно сцепил пальцы в замок.

      – Санек, у тебя… галлюцинации? – спросил он, тщательно выдерживая мягкую, нейтральную интонацию.

      Саша тоскливо усмехнулся:

      – Да нет, скажешь тоже. Ее-то, бедняжку, чего бояться. Она уже отмучилась. Веришь: я мог бы на одной кровати с ней спать. Обнимать, только бы она не уходила…

      Его лицо болезненно напряглось, всеми оставшимися невеликими силами он сдерживал себя, чтобы не забиться в банальной истерике.

      – Но я же мент. Я знаю, что сейчас она валяется на полке в морге вперемежку с другими голыми телами.

      – Саш… ну не надо… ну зачем об этом думать… – беспомощно попросил Юра, старательно разглядывая ворсистые коричневые квадратики на тапочках.

      – Да я и не думаю. Просто, понимаешь… Нам не досталось даже последнего утешения. Мы не сможем запомнить ее прибранной и накрашенной в гробу, в нарядных кружевах, со свечкой в руках… Или свечка не нужна? – спросил он. Юра недоуменно пожал плечами, он не поспевал за ходом мыслей своего друга, который перескакивал с темы на тему с бессвязностью горячечного бреда. – Я по долгу службы не могу не знать… я же видел протокол вскрытия. А она была… на месте преступления. И на опознании. Я сам не смог, – горько уточнил он, признавая свою слабость.

      Саша протянул рюмку, и Юра нехотя наполнил ее. Ненавязчиво пододвинутую банку со шпротами Саша просто не заметил.

      – Юр, она такая… такая…, – повторил он, снова и снова переживая самое ужасное: даже не саму смерть, но безразличное отношение к ней. Два самых родных человека. Один умер в страшных муках, второму – наплевать, лишь бы соблюсти традиции, лишь бы все было пристойно.

      – Я ее боюсь. – Он помолчал, перебирая в памяти жуткие, безнадежные, бесконечные минуты и не находя себе утешения ни в одной из них.

      – Она спокойна. Понимаешь, совершенно спокойна. Женщины должны плакать. Юрка, почему она не плачет? Как будто ее это не касается. Она побывала на опознании, вернулась домой и легла спать! А теперь она невозмутимо занимается организацией похорон!

      – Ну, кто-то же должен этим заниматься, – заметил Юра, старательно пряча упрек. На левой тапочке восемь квадратиков. А на правой?

      – Да не так же! – протестующе выкрикнул Саша, начисто забывая, что за тонкой стенкой спит Юркина жена. – Ну как можно быть настолько бесчувственной? Люди кошку хоронят – и то больше переживают. А она… – он махнул рукой, отворачиваясь, – оформляет документы, выбирает место на кладбище, – Саша замолчал, задохнувшись, представив себе маленький холмик голой земли в цветах. – Ненавижу! Ну как же так можно?

      По щеке покатилась слеза и затерялась в отросшей щетине.

      – Юр, я не могу идти домой, к ней, – просительно сказал он. – Она такая холодная…

      – Да ладно, оставайся, – на правой тапочке квадратиков было одиннадцать. Китай, он такой Китай. – Место есть, а пару простыней найдем как-нибудь.

      Как там она в пустой квартире, с мимолетным состраданием подумал он, вынимая из шкафа постельное белье.

      ***

      День клонится к закату.

      На душе мирный покой, созвучный теплому воздуху заканчивающейся весны. Все дела закончены, а свободного времени еще сколько угодно. Можно прогуляться пешком по проспекту.

      Через час-другой аллея заполнится парочками всех возрастов, компаниями молодежи, стайками детей с мелками, роликами и планшетами. Сейчас проспект похож на мост, выступающий из моря городской суеты. Слева и справа несутся машины, автобусы выливают из своих дверей толпы людей и они разбегаются, как муравьи – кто сворачивает на боковые улочки, кто ныряет в приветливо распахнутые двери магазинов и офисов. Автобус поглощает новую порцию пассажиров и с довольным урчанием увозит их куда-то дальше.

      Кажется, звуковые волны этой бурной деятельности городского организма разбиваются, словно прибой, не захлестывают мост-аллею, отсекаемые ажурным кованым забором и газоном со скамьями и цветущими яблонями.

      Краем глаза Ксения замечала деловитое мельтешение, но не соприкасалась с ним, оставалась вовне, сама по себе.

      Стройная девушка среднего роста, в голубых джинсах и рубашке,