в Сербии, находилась в гораздо лучших условиях, нежели, например, в католической Франции. Именно в Сербии возник союз им. преп. Сергия Радонежского с девизом из Достоевского «Неправославный перестает быть русским». Установки этого религиозного кружка весьма близки мыслям Александра Казем-Бека. «Мы настойчиво утверждаем, – отмечалось в программном документе Союза, – что самая главная и вместе с тем конкретная и реальная наша задача – быть православными… наша национальная задача есть в то же время и, прежде всего, религиозная… не ставши православными, мы не можем поднять знамя „России“… Мы не признаем возможности религиозного исцеления, так чтобы одновременно неустроялось наше национальное переживание… Наш Союз собирает в себе людей, готовых отдать свои силы основной, центральной идее русского национального бытия, готовых окончательно и бесповоротно отдать их служению идее: „Россия не может быть неправославной“, „Неправославный перестает быть русским“»13.
В определенной степени им вторил младоросс Борис Вирановский: «Цементом, спаивающим нашу организацию, является любовь к живому русскому человеку, независимо по ту или по эту сторону рубежа, желание понять его и быть ему понятным, стремление освободить его душу, растлеваемую большевиками, с одной стороны, и отмирающими политическими течениями, с другой. Младоросские ряды спаяны именно этими чувствами: чувствами христианскими по существу, чувствами, которые чужды всем другим политическим организациям и политическим группировкам, ибо все остальные спаяны нехристианскими чувствами ненависти: непредрешенцы – ненавистью к большевикам, „правые“ – ненавистью к революции и Новой России, „левые“ – к контрреволюции и России Старой»14.
Слова, слова, слова… – те самые фразы, в которых была утоплена монархия – может сказать скептик. Действительно «слов» у младороссов – много: особенно о Родине, которой они гордились. Хватало и романтики, этого злейшего врага мысли.
Сама структура младоросской организации с ее иерархичностью, возрожденной как бы из рыцарских времен, и заповедями, лаконизм которых отнюдь не означал «нищеты духа» – все это не могло не привлекать молодежь, чьи деды ели виноград, а ей оскомина досталась.
В строительстве своего Движения руководство младороссов активно использовало такую древнюю форму организации, как орден, принадлежность к которому давало ощущение избранности, обладания некоей тайной. В сущности, начало двадцатого века с его переделом мира и идеями установления нового порядка было тесно связано с мыслями о возрождении различных орденских структур. Новый Левиафан требовал тайны, которую мог обеспечить только орден. И далеко не случайно, что среди бумаг младороссов имеются выдержки из книги М. Бренстеда «Крах классовой политики». В этом весьма интересном труде автор писал: «Смысл концентричности орденской структуры заключается в том, что в ордене происходит качественный