Их разговоры с мужьями вроде бы тоже звучали вполне по-семейному. «Ты где? – Задерживаюсь. – Надолго? – Не знаю. – Все в порядке? – Да, да, в порядке. – Ну, хорошо. – Давай, пока», «Алло, это я. Слушай, посмотри у меня на столе, там такая черная записная книжка. Есть? Отлично. Я думал, что потерял. Ну, все. Ладно. Спасибо тебе», «Слушай, купи по дороге овощи. Нет, лук не надо. Хлеб только черный, белый еще есть». Но они не содержали никакого подтекста. В них не было того, чему можно было бы позавидовать.
Если уж быть абсолютно честной, то мне тоже казалось что Бетти переигрывает со своей ролью избалованной мужским вниманием очаровательной капризной девочки. Она уже давно не была ни очаровательной, ни девочкой, а избалована была лишь Бориным вниманием. Я помню, как меня раздражала и одновременно смешила многозначительная улыбка Бетти, когда Боря читал стихи Северянина, да и вообще любовную лирику. Она была абсолютно уверена, что все эти строки адресованы ей. Может быть, я тоже ей завидовала?
Однажды мы с мамой говорили о жизни, о том, о сем, и вспомнили о Боре и Бетти. Мама сказала: «Ее упрекают в избалованности. А кто ее избаловал? Почему никто не упрекает Борю? И собственно, в чем вина Бетти? В том, что Боря ее любит и принимает такой, какая она есть? Что вам до нее? Ему нравится – и замечательно. Каждый выбирает свое. Дай бог, чтобы твой муж через сорок лет брака так к тебе относился, как Боря к Бетти. Учиться у нее надо, а не кости ей мыть». Я поняла, что мама права, и перестала участвовать в промывании Беттиных костей.
Я, как и обещала, обзвонила родственников. С Лизой Беркут мы проговорили, наверное, полчаса.
– Слушай, Мил, я вот думаю, как Боря это перенесет. Ведь у него сердце не в порядке.
(В последнее время у Бори стало побаливать сердце. Но он никогда всерьез об этом ни с кем не говорил. Он, как многие врачи, думал, что его никакая болезнь не одолеет.)
– Да, я тоже об этом беспокоюсь. Вера сказала, что ему было плохо, когда скорая приехала. Они ему сделали укол.
– А с ним есть кто-нибудь?
– Там сейчас Валя с мужем.
– А внук?
– Макс тоже должен прибыть.
– Понятно. Ну, тогда ладно. Ты знаешь, я никогда не думала, что она раньше Бори умрет.
– Да, она ведь никогда ничем не болела.
– Ну, не знаю, может, не посвящала никого в свои болезни.
– Но уж Боре-то могла сказать. Иметь такого врача под боком денно и нощно…
– А ты знаешь, Бетти никогда не советовалась с Борей как с врачом.
– Почему? Откуда ты знаешь?
– Она мне сама как-то сказала, что не хочет, чтобы он воспринимал ее, как пациентку. «Тут болит, там болит, ноги отекают, тело старое трясется». Короче, она им как врачом не пользовалась.
– Это очень глупо с ее стороны. Вот и доигралась.
– Ну, знаешь, дай бог каждому так умереть – раз и все.
– Наверное, это был тромб.
– Мил, вот я тебе скажу, звонишь ему иногда, мол, Борь, как дела, как ты? А он: да вот Бетти что-то неважно