кто его сосед. Повторяю: соседство – взаимное дело.
Слепая любовь
Никто в селе и верить не хотел, что Ефим устроил в доме скандал: выгнал на улицу дочь, поднял руку на жену. Может, наоборот, его из дома выгнали? Все знали Ефима как человека работящего, тихого, а жену его Василису как женщину властную, своенравную. А уж про дочь Эльвиру и говорить нечего. Нигде не работающая, она не то что отца, но и мать ни во что не ставила.
И все-таки скандал был. Трезвый, спокойный Ефим разбушевался, да так, что супруга его вынуждена была взывать к общественности.
Председатель товарищеского суда Николай Иванович Лесиков, побывав у Борисовых, вернулся в контору в растерянности.
– Что? Прикидываешь, когда лучше собрать заседание? – спросил его председатель профкома Василий Егорович Головин.
– Да погоди ты с заседанием, Егорыч, – ответил Лесиков. – Кого судить-то? То ли Ефима, то ли жену его с дочкой?
…Эльвира «хандрила». Приехав с курорта, она теперь целыми днями томно глядела вдаль, а то с утра уходила на речку и почитывала книжечки. Даже проводить в детсад и забрать оттуда ребенка своего и то не хотела.
«Ведь и не стыдно, знать! Молодая женщина, а ничего делать не хочет», – шли по селу пересуды. Услышит их Ефим, помрачнеет, сникнет весь. Дома не раз начинал разговор на эту тему с женой. Но Василиса пресекала его. Какая Эльвира колхозница? Вот подрастет малыш и уедет в город она. Ребенок в колхозный детсадик ходит? Тоже мне, нашли попрекать чем! Переспорить Василису, будь она и десять раз не права, было невозможно, а он настоять на своем не умел. Ефим беззвучно злился на себя, на жену и дочь, видя, как та, полулежа на диване, коротала вечера у телевизора, сердито хлопал дверью, уходил в построенную прошлым летом на огороде баню и курил, курил…
Да, не очень-то сложилась жизнь у Ефима. Его городская жена так и не прибилась к селу, так и не оценила ни его дела, ни его сердца. Откровенно говоря, он побаивался Василисы – женщины в его понятии очень развитой – и по простоте душевной считал: не пара она ему, деревенскому парню. И, боясь потерять сокровище свое, он, бесхитростно любящий, старался не перечить супруге, угождать ей.
Будь Василиса подушевнее да попокладистее, оцени по достоинству кроткое сердце мужа, не было бы счастливее и краше семьи. Но заносчивая и грубая, она, чем больше подлаживался к ней муж, тем больше «сминала» его. А материнскую свою любовь выплеснула на единственную дочь. Выплеснула безрассудно, слепо. Сначала необычным у девочки было только экстравагантное имя. Затем молодая мамаша постаралась украсить его необыкновенного покроя и расцветки костюмчиками, кофточками, платьицами. Наверное, особой беды в этом и не было бы, если б, обряжая Эльвиру, Василиса не преследовала одну-единственную цель – подчеркнуть этакое превосходство своего дитяти над остальными, а заодно утвердить и себя среди матерей как человека особого.
С этого, собственно, все и началось. И чем дальше, тем