то, что Ольга Ивановна так мне и сказала: родители Елены просят его не звать.
– Почему? – не совсем еще понял я. – Откуда же они знали, о чем ты хлопочешь?
– Ничего не знаю, – замахал руками Николенька. – Волочится он за нею, что ли. Толком я и сам не знаю… Но Ольга Ивановна так добра со мной, вот она и намекнула в двух словах…
– Николенька, – попросил я, – ты об этом никому не говори. Это ведь не шутки для молодого человека.
– Не то слово, – отвечал он, подзывая полового. – Но ты-то будешь?
«Вот оно что, – подумал я, когда Николенька с пухлой папкой в руке умчался в свою канцелярию. – Хм, Сурневы… Знакомая фамилия». Я старался вспомнить, откуда она известна мне, но никак не мог. Надо было разыскать Неврева, но с наступлением осени я почти перебрался к дяде. Пришлось ехать в полк, в свои царскосельские комнаты, хотя я и имел еще два свободных дня. Заехав за коляской, я спросил дядю:
– Что́ за люди Сурневы, дядюшка?
– Сурневы? – удивился он. – Как же ты не знаешь, они же наши соседи по подмосковной!.. Так они ведь были у меня этим летом на сеансе мсье Пуссена.
– Да-да, я тогда очень торопился, посмотрел чуть-чуть и пошел.
– Александр Егорович – генерал-майор в Генеральном штабе. И супруга его Ольга Дмитриевна, матушка их отлично знает. У них дочка твоих примерно годов.
– Что́ вы говорите? – сказал я дяде и вышел на улицу.
Вчерашняя выходка Неврева уже не так раздражала меня, и я в недурном расположении считал верстовые столбы, выкрашенные свежей краской.
Неврев, увидев меня, крикнул солдата, и тот понес кипятить помятый медный чайник.
– Это от отца остался, – сказал Неврев, кивнув на чайник, – с самого детства его помню. Ты уж извини за то, что вчера вышло…
– Ладно, ладно, – я перешел сразу к делу. – Владимир, я невольно стал свидетелем происшествия, до тебя касающегося. Тебе приглашения к Турыниной я не привез. Помнишь, давеча говорили на бульваре? И знаешь почему?
– Почему? – спросил он, едва выдавив из себя это слово.
– Да ты, я вижу, сам догадываешься. Кое-кто просил не давать тебе билета.
– Вот как, – тихо произнес он и уставился в пол.
Мне показалось, что он стыдится этой ситуации, и я поспешил успокоить его:
– Неприятное, конечно, дело. Можешь мной располагать, если… – я имел в виду какую-нибудь захватывающую роль поверенного – того голубя, который поднимает на головокружительную высоту торопливо заполненные чернилами и слезами листки счастья.
Неврев взглянул на меня так, как будто имел намерение приготовить меня к чему-то значительному.
– Мне денег нужно, – произнес он наконец с видимым усилием и отвел глаза.
Постучался солдат, принесший чайник.
– Сколько же тебе? – спросил я, ожидая услышать страшную сумму.
– Рублей триста, – ответил он и потер ладони о рукава рубахи.
Мы, попив чаю, отправились ко мне, и я вручил