на одинокий путь домой.
Весь следующий день я провел за письменным столом, приискивая место для давешней добычи, а вечером появился Павел и избавил меня от этого занятия.
Работа историка сильно напоминает работу следователя – следователя по особо важным делам. Следователя, распутывающего в тишине коллективные преступления, заговоры правительств, напрасные метания одиночек и заблуждения народных масс, которые сносила, сносит и будет сносить земля. Еще одно свидетельское показание, еще одна улика – все нужно приобщить к делу.
– Что такое меценат? – спросил Павел с порога.
– Вообще-то это не что, а кто. Это был такой в Древнем Риме человек, он оказывал покровительство искусству.
– Типа спонсор?
– Типа спонсор, – ответил я. – Почему ты спрашиваешь?
– Да… – Он удовлетворенно улыбнулся: – Меня тут так назвали.
– Да ну! Кто? – Я даже привстал от восхищения.
– Помог, понимаешь, одной галерее. Слушай, есть одно дело. Есть один клиент, короче. Сможешь ему растолковать, что там написано, в книгах в смысле? Что за писатель, когда жил, про кого написал? В двух словах. Возможно такое?
– Что автор хотел сказать своим произведением, – добавил я, подавив зевок.
– Именно, – ответил Павел с ноткой восхищения, показавшего, что я верно угадал требования «клиента».
– Ну и кто он такой, чем занимается? – осведомился я.
Павел прошелся по комнате опустив голову, посмотрел в окно, опрометчиво отвернув штору, с которой посыпалась пыль, как снег с зимней елки, и вспорхнула перламутровая моль.
– Да это я, – произнес он, улыбаясь смущенной и вместе с тем счастливой улыбкой человека, делающего сюрприз, прежде всего приятный ему самому. – Я.
– А тебе-то зачем?
– Нужно, – коротко сказал он. – Мне нужно. Табула раза, – неожиданно произнес он с изяществом младшего Катона.
– Как ты сказал? – переспросил я озадаченно.
Он повторил.
– Кто же это тебя научил таким словам?
Паша порылся в кармане и вручил мне затасканный, потертый на сгибах листок, на котором была начертана транскрипция этого древнего изречения.
– А то я как баран, – мужественно признался Павел. – Москва все-таки и вообще…
– Да ну. Глупости. – Я снял с полки несколько увесистых томов. – Вот, – сказал я и хлопнул ладонью по переплету, – «Война и мир»… – Я вопросительно взглянул на него.
– Слыхал, – кивнул он, но книги не принял.
– Ты что, читать не умеешь? – рассердился я.
– Умею вроде, – как-то не слишком уверенно произнес он, – но не могу. Даже газет не читаю. Только платежки – еще куда ни шло.
Некоторое время я раздумывал. Делать мне, если не считать смертельно надоевшей дипломной работы, было решительно нечего. Здесь должен признаться, что склонность к безделью и по сей день является отличительной чертой моего характера; в ту же пору я наслаждался свободой вдвойне, так что был готов во всякое время