останутся именно они. Купер уедет и увезет свой сборник, его опубликуют за границей, а в нем баллады, романсы… Где он только их откопал, счастливчик? И все это уйдет из страны, представляешь?
Я представляла. История повторялась. Чужая культура становится твоей, ты живешь ею, она врастает в твою жизнь, вернее твоя жизнь в нее врастает, но приходит время – и тебя как чужака выкидывают вон, эта культура наша, а не твоя, и эта страна наша, а не твоя, и вообще мы истинные, а ты самозванец. Так было в Испании, так сейчас у нас.
– Знаешь, ты говоришь, что плохо будет им и они останутся в дураках. Согласна. Но подумай, каково будет ему.
– Ха, уверяю тебя, он великолепно устроится, его примут в любом университете, специалиста такого класса… Но… но ты имеешь в виду другое. Ты ведь и о себе думаешь, я угадал?
Я отвернулась. Мы молчали. А потом я встала и вынула из холодильника шампанское.
– Теперь мы оба безработные, это стоит отметить.
Пробка вылетела так стремительно, что я не успела увернуться. Все мое красивое платье было в шампанском.
У Рюрика, неумело открывшего шампанское, сделалось такое лицо, что я погладила его по голове:
– Ничего, пустяки. А правда, оно красивое?
– Платье – чудо. Ты в нем как испанская королева. Пришлось переодеться в домашнее синее – костюм слишком надоел. Когда я появилась в синем полотняном платье, Рюрик всплеснул руками:
– А в этом – ты дочь испанской королевы – инфанта.
Видно, он уже забыл, что видел меня в этом наряде, да и платье было самое простое, из дешевого мягкого полотна, но он не забыл другого, и сердце у меня стукнулось и затрепетало.
Я принесла из кухни дымящийся бефстроганов – плод моих кулинарных усилий, поставила перед ним, мясо пахло весьма аппетитно. Рюрик отодвинул тарелку и потянулся к вазочке с курагой:
– Прости, я тебя не предупредил, уже лет десять как не ем мяса.
И опять я не огорчилась, наоборот, было приятно, что и в этом мы похожи. Съели курагу, принялись за клубнику, выпили бутылку шампанского. Я забыла, когда в последний раз пила вино. Шампанское подействовало на меня как наркотик, я впала в состояние удивительной легкости и безудержного веселья, хотелось двигаться, петь, смеяться.
Я закружилась по комнате, потянув за собой Рюрика.
– Как? Без музыки?
– Почему без музыки?
Я взяла первую попавшуюся пластинку, поставила под иглу. Мужественный и нежный мужской голос запел «Упоительно встать в ранний час». Мы замерли, танцевать под этот романс было бы кощунством. Голос певца набирал силу, наполнялся страстью, желанием, и вот наконец зазвучала самая важная кульминационная строка:
Я люблю тебя, панна моя!
Рюрик подошел ко мне близко-близко; взял обеими руками за плечи и с силой притянул к себе:
– Я люблю тебя, панна моя, слышишь? Будешь моей Мариной?
Я отшатнулась. Видимо, на моем лице отразился испуг, потому что и его изменило выражение, глаза за стеклами очков глядели