медленно повернулся к сенатору. Пол догадался, что последнее предложение сценарием не предусматривалось.
– А вы наличными заплатите? Не чеком, а наличными?
Почему-то сенатор с Клейборном расхохотались.
– Разумеется, – заверил толстяк. – Любой каприз.
Сенатор придвинул к себе телефон и постучал по трубке:
– Ну так что, сынок? Мы звоним Дьюи или как?
Тишину прервало чирканье спички – Гордон закурил сигарету.
– Подумай, Пол. Мы даем тебе шанс стереть прошлое. Шанс начать с чистого листа. Многим ли киллерам он выпадает?
II. Город слухов
24 июля 1936 года, пятница
Глава 3
Наконец-то можно заняться тем, ради чего он здесь!
В шесть утра пароход «Манхэттен», в зловонном коридоре третьего класса которого он, Альберт, сейчас стоял, входил в порт Гамбурга. Из Нью-Йорка они отправились десять дней назад.
Компания «Юнайтед Стейтс лайнс» считала «Манхэттен» своим флагманом: он стал для нее первым исключительно пассажирским кораблем. Огромный, длиной с два футбольных поля, на этом рейсе он был битком набит пассажирами. Как правило, в трансатлантический рейс отправляется сотен шесть пассажиров и сотен пять членов экипажа. На «Манхэттене» же каюты трех классов заняли почти четыреста олимпийцев с тренерами и менеджерами и еще восемьсот пятьдесят пассажиров, в основном члены их семей, друзья и представители Олимпийского комитета США.
Большое число пассажиров, необычные требования спортсменов и журналистов внесли суматоху в жизнь исполнительного, вежливого экипажа и особенно мучили его, лысого толстяка по имени Альберт Хайнслер. Ему, носильщику, день-деньской давали жару, но еще жарче было от истинной роли, которую он тайком от всех играл на «Манхэттене». Хайнслер считал себя агентом, ведь именно так в нацистской разведке называют своих надежных служащих.
На деле этот замкнутый тридцатичетырехлетний холостяк лишь состоял в Германо-американском союзе, разношерстной профашистской организации, порой объединяющейся с Христианским фронтом в выступлениях против евреев, коммунистов и негров. Ненависти к США Хайнслер не испытывал, но не мог забыть бедной юности, ведь из-за антинемецких настроений в Первую мировую войну его семья обнищала. «Ганс, Ганс, Гансишка!» – без конца дразнили Альберта и избивали то в подворотне, то на школьном дворе.
Нет, Хайнслер не чувствовал ненависти к своей родине, зато восхищался Адольфом Гитлером. Ради этого святого человека он был готов на любые жертвы – сесть в тюрьму, погибнуть, если понадобится.
Хайнслер захлебнулся от радости, когда командир джерсийского отряда союза отметил его успешную работу счетоводом на пассажирских лайнерах и устроил на «Манхэттен». Командир-коричневорубашечник встретился с Хайнслером на променаде в Атлантик-Сити и объяснил: вообще-то, нацисты очень гостеприимны, но сейчас опасаются диверсий, которые могут устроить злоумышленники при таком наплыве иностранцев. Хайнслера назначали секретным представителем нацистов на корабле. На сей раз бухучетом