связями, он оттяпывал, якобы, за долги престижную пятикомнатную квартиру в самом центре города у дальней родственницы своего приятеля – престарелой телезвезды, у которой жил во время учёбы в институте – там же в институте он и стал стукачом у компетентных органов, и потому ему многое прощалось. Оттяпывал, хорошо понимая, что выкидывает на улицу обездоленных – её и её правнуков, потерявших в авиакатастрофе своих кормильцев – тех, кто когда-то делил с ним хлеб да соль, и что эта квартира – единственное, что у них осталось. Понимал, но не испытывал при этом никаких угрызений совести – дескать: «Это их проблемы».
Не испытывал он их и тогда, когда скупал за бесценок земельные участки у загнанных в угол перестройкой людей, или просто отбирал их. В общем, не брезговал ничем и не жалел при этом ни женщин, ни стариков, ни детей, и даже соратников – лишь бы иметь свой гешефт.
Такие дела проворачивал!!! – с гордостью подумал он. А попался на пустяке, на трюке, который проделывал десятки раз. Обидно. Да ещё на целых пятнадцать лет залетел. Он и сегодня был уверен, что тот, кто его сюда посадил, отсюда его и вытащит. Вопрос лишь, когда?
Только разве тут выживешь…
А может он, просто, надоел, или стал опасен?
Нет, только не это!..
«Господи, помоги. Ты слышишь меня, Господи?! Вразуми моих подельников!»
И впервые за долгие, долгие годы скупая мужская слеза покатилась по его щеке. Ему искренне было жаль себя: «Не выдержу… Нет, не выдержу, но… если выйду отсюда – разорву, обесчещу, пущу с сумой по миру»…
«Господи! Помоги, Господи!
Я понимаю, что жил не по Твоим заповедям. Но как же иначе? Слабые и ленивые пустобрёхи разве обустроят землю Твою. И разве для них та благодать, которую сотворил Ты. Только такие, как я, в состоянии оценить красоту истинную. Иначе не отбирал бы всё лучшее. И хотел я, чтобы семья моя, после меня, в силе осталась. Не для себя же старался… А теперь только одна надежда на внученьку мою, Сашеньку. Ты побереги её, Господи. На неё только одну и надежда, чтобы род наш, Гнилозуб-Щипачёвых крепчал, разрастаясь. И никому чтоб, кроме Тебя, не кланялся. Да чтобы помнили, благодарили и прославляли деда, прадеда своего, меня – Виктора Афанасьевича.
Славная она у меня, внученька, Господи. Умненькая, ласковая и нежная – настоящая графинюшка. Только вот сумеет ли распорядиться с умом, без помощи моей тем, что я нажил трудом непосильным своим. Вразуми её и мать её, Господи…
И отпусти меня, Отче! Ну, пожалуйста, отпусти!
Уйду в скит, в монастырь. Построю храм Божий. Не пожалею миллионов. И назову в Твою честь. Самый лучший храм в мире построю. Только отпусти! Господи!!!
Не отпустишь – отрекусь от Тебя, уйду к Сатане – Люциферу или как там Его величают, Везеельвульфу. Тьфу ты, чёрт, не выговоришь. Или наконец к Аллаху, к Буде, к Шиве, к любому браману уйду, который подобен Богу. К любому верховному жрецу любой внеземной цивилизации.
Ну, отпусти же меня, Господи! Отпусти!»
Мир его