всегда необходимо оказывалось мыслительно насыщенным и как бы словесным сгустком мысли. Да, да, да! Тут-то и коренится тот стихийный греческий материализм, о котором мы часто говорим, но который редко представляем себе в подлинно греческом и, я бы сказал, в художественно изваянном виде».
Так-то! Вечно подозреваемый (и не беспочвенно!) в тайных и явных симпатиях идеализму Лосев оказывается на поверку искренним защитником материализма… Есть чему удивляться! Но ведь дело вовсе не в тех надуманных, отвлечённых абстракциях, которые породила некогда протестантская философия «вне веры», и на которых со временем сама стала «ломать копья», дойдя до абсурда в своей марксистской модификации. Речь у Лосева идёт об образном мышлении древних греков, для которых λόγος был одновременно и материальным – видимым (слышимым) словом, и идеальным – умственно-содержательным смыслом.
Можете не сомневаться в том, что православное понимание Лосевым неоплатонизма, как и всего явления античности в истории человечества, опиралось на глубокое знание им всего святоотеческого наследия. То, что он открыто высказывал о «логосе», опираясь на миропонимание древних греков, представляло собой лишь «верхушку айсберга». Смысл – вовсе не то значение слова, вещи, которые приписывает им обыденное сознание, либо даже самое утончённое научное мышление. Конечно, представление о смысловом изваянии древних греков помогает избавиться от мёртвой абстракции рассекающих его определений, сделать грандиозное явление смысла ясно видимым. Но ведь сам логос-«cмысл» уходит в непостижимые глубины бытия, в неисповедимую тайну миротворения.
Для высокоавторитетного в православии прп. Максима Исповедника в «логосах» вещей – их творческих идеях – проявляются Божественные воления. Всякая тварная вещь имеет точку соприкосновения с Божеством: это её идея, её причина, её «логос», который одновременно есть и цель, к которой она устремлена. Рассматривая природу тварных вещей, пытаясь проникнуть в смысл их существования, мы, в конце концов, приходим к Логосу, Которым всё было сотворено, Который представляется Божественным средоточием; очагом, откуда исходят творческие лучи – частные «логосы» отдельных существ, к Которому, в свою очередь, тварные существа устремляются как к своей конечной цели.
Возможно, кое-что у Максима Исповедника напомнило вам чуть ранее упоминаемых неоплатоников? Ничего удивительного: в мистическом богословии отцов Восточной Церкви IV—VIII вв. в той или иной мере проявляется православно понимаемый неоплатонизм. Так что созидательная идея лосевской философии – действительно продолжение замечательного пути, от которого, к сожалению, до настоящего времени остаётся отвращённым общественное сознание в России.
Краеугольным камнем научного познания (и это особенно выделялось в советской науке) являлось его полное отмежевание