уральского лета – жара за тридцать градусов.
Начальник УМГБ по Свердловской области Степан Васильевич Чернышев3 грузно поднялся из-за массивного, сохранившегося еще с царских времен, стола и подошел к настежь открытому окну, выходящему на проспект Ленина. Он, глядя на лениво шелестящую и поблекшую от недостатка влаги листву, не оборачиваясь, сказал, адресуясь к вошедшему в кабинет Некрасову:
– Ну, что, капитан, по домам пора, а?.. Дышать нечем. Скорее бы – под прохладный душ… Как думаешь?
– Товарищ комиссар, я – не против, но…
Чернышев, почувствовав в словах помощника что-то недоброе, резко повернулся.
– В чем дело? Какая-то неприятность?
– И да, и нет… Как ведь поглядеть, – ни слова больше не говоря, подошел и положил на стол лоскуток неказистой бумаги. Только сейчас уточнил. – Срочная шифровка из Москвы.
Степан Васильевич без всякой охоты вернулся за стол, опиравшийся на массивные ножки, похожие на лапы льва, быстро пробежал текст.
– Да, капитан, – в голосе явственно зазвучали нотки разочарования, – тут не до душа.
Из воспоминаний полковника милиции В. М. Плотника:
«Меня, как и, наверное, многих других, в тот июльский вечер нашли дома, приказав срочно прибыть в известный свердловчанам дом на Вайнера, 44.
Прибыл, не мешкая. Кроме меня, присутствовало человек сорок. В основном, люди с большим опытом. Из сосунков, как я, больше никого не было. Нам сообщили, что на Украине выброшены два парашютиста. Один из них после приземления, решив сразу же обзавестись транспортным средством, украл велосипед, на чем и погорел. Задержали. Другой – благополучно скрылся».
Выдержка из шифровки, поступившей в УМГБ:
«Парашютисты – бывшие граждане СССР. В годы войны попали в плен. Находились в концлагере. Освобождены американскими войсками. Завербованы спецслужбой Гелена. Несколько лет обучались в разведшколе».
…Село Светлояр Тамбовской области. В маленький домик на три окна наведался гость. Для хозяев – Прасковьи Николаевны и Митрофана Денисовича – совершенно не знаком. С его приходом в души стариков почему-то поселилась тревога, хотя тот не успел произнести ни слова. Странно вел, загадочно.
«Глаз у гостя нехороший, смурной», – подумала Прасковья Николаевна и недовольно поджала сухонькие губы.
Томилины отнеслись все-таки по-русски, уважительно, ни о чем не спрашивая, усадили в красный угол, за стол, под образа. Сами сели на толстенную и широкую боковую лавку. Они полагали, что гость, если будет надобность, первым заговорит.
И гость действительно заговорил. И обратился почему-то не к хозяину, а к хозяйке:
– Я – из госбезопасности, – представился он и уточнил. – Лейтенант Свинцов… Мне поручено выяснить кое-какие детали… – сделал паузу, цепко всматриваясь в испещренное морщинами лицо Прасковьи Николаевны. – В отношении вашего сына.
– Какого