Лина Дорош

Весло невесты. Побег второй, провинциальный «Уйти, чтобы…»


Скачать книгу

недавно золотом покрыли. И бурьяна вокруг нет. А засов навел на мысль, что церковь закрыли в революционные годы на самый надежный по тем временам запор, вот она и стоит. Но как могли так сохраниться стены и купола? Послышались шаги. Я вздрогнула. Со стороны алтаря вышел батюшка, перекрестился и направился куда-то от храма, но увидел меня. А я уставилась на засов как баран на новые ворота. «Голова не покрыта, в штанах еще…», – мелькнуло в голове. Батюшка остановился. Я тоже не двигалась с места. И не говорила ничего. И не кланялась.

      – Хотела чего, приблудная? – он прокричал, чтобы не подходить ко мне.

      Я продолжала стоять и молчать. Батюшка наморщил лоб и пошел в мою сторону.

      – Спрашиваю: хотела чего, приблудная? – он говорил уже не повышая голоса.

      – И Вам здравствуйте, как так, что храм среди бела дня закрыт? – я решила, что забуду про «приблудную», если он больше меня так не назовет.

      – Не обижайся, я ж правду сказал. Ты и сама про непокрытую голову и брючонки подумала. Ведь подумала? Подумала? – очки батюшки сверкали на солнце.

      – Ну, подумала. Так это еще не повод «приблудной» называть, я ж не собака, – я щурилась, глядя на батюшку, потому что он встал как назло между мной и солнцем.

      – А всё равно приблудная.

      Мне стало смешно.

      – Вы и сами чудной, батюшка.

      – Вот, заулыбалась – это хорошо, – батюшка начал как-то смешно приседать, – меня Отцом Матфеем зовут, а тебя каким именем крестили?

      – Ярослава. Только по крещению ли – не знаю, – пока он приседал, я развернулась так, чтобы стоять спиной к солнцу.

      – А крещеная? – отец Матфей пытался закрыть ладонью глаза от солнца, – чего вертишься? Наверняка ведь загорать ходишь – вот и стой против солнца, загорай себе! А у меня оптика на глазах! От нее эффекты всякие дополнительные и неудобства на свету!

      – Крещеная, – я улыбалась, но с места не двигалась.

      – Надо знать имя по крещению, непорядок так-то. Вот видишь, и тут я прав, что приблудной назвал, – отец Матфей вытирал слезы, – есть в тебе милосердие али и слова такого не знаешь?

      Я развернулась на девяносто градусов, чтобы солнце перестало слепить и меня, и его.

      – Только из уважения к оптике.

      Отец Матфей насупился.

      – Шутка, не сердитесь. Вы всегда такой веселый, отец Матфей?

      – Так ведь уныние – грех тяжкий. Знать должно, – он прищурился.

      Внешне отец Матфей очень соответствовал своему бодрому громкому голосу. Он оказался молод, лет тридцати – тридцати пяти. И росту совсем не великого. Без шапки так и вовсе ниже меня. Приятный брюнет. С шикарной бородой. Светская характеристика, конечно, но как по-другому сказать? На курносом носу сидели круглые очки. На круглых щеках – круглый румянец. Он весь был какой-то круглый, без резких переходов и границ. Под рясой проступало крепко сбитое