дед – пистолет,
А старуха – мина,
Начал дрючить дед в обед,
Выпив керосина!
Вот такие вот частушки
Васька слушал, вздёрнув ушки,
Позабыл он снять штаны,
Так теперь они полны!
Всё подруги, по домам,
Завтра день, обычный гам.
Нет в деревне мужиков,
Фронт забрал и был таков!
Для себя
Он памятник себе воздвиг,
Большой поэт.
Потом к стакану он приник.
Во цвете лет.
Спивался быстро и всерьёз.
Судьба такой.
А жизнь, как медный купорос,
Белит мукой.
И вот разрезана рука,
Петле задел,
Легла прощальная строка,
И нету дел.
Был пистолетик этот мал,
Шесть, тридцать пять.
Но, жизнь семьи он поломал,
Вломившись в власть.
Зачем дарить подарки той,
Чей дух в тоске?
В какой-то глупости пустой,
Дыру в виске?
Не знаю, может ты не враг,
Вождю страны.
Тогда ты истинный дурак,
Следы видны.
Тут надо б что-нибудь сказать,
Мораль прочесть.
Да видно здесь не мне дерзать,
Кто я? Бог весть.
Светлов и адмирал
Вдрызг Светлов-пиит был пьян,
Покидая ресторан.
Видит форма, галуны,
Человека у стены.
И кричит ему: Такси!
Или, на себе неси.
Быстро тачку отлови,
И домой благослови!
Ты – швейцар, а я – поэт,
Мы знакомы много лет,
Я домой, тебе деньга,
Ноги в руки, и пока.
Слышит возмущённый бас,
Я прошу, товарищ, вас
Осмотреться, оглянуться,
Протрезветь, на миг очнуться,
Что ж ты так залил глаза,
Что не видишь ни аза?
Не швейцар я, адмирал!
Так что зря ты и орал!
А Светлов: Даю на лапу!
Адмирал! Шли катер к трапу.
Ты моряк, я из Одессы,
Общи наши интересы.
Катер лучше чем такси.
Хошь кого пойди спроси.
Платим мы напополам,
Остальные мненья – хлам!
Сор
Не мети под лавку сор,
Там где грязь, там будет мор.
Сор метут из избы прочь,
Не жалея силы мочь!
Наши баловни судьбы
Получили на бобы.
Из продаж исчез хамон,
Тешить чем теперь мамон?
Кстати, с плесенью беда,
Ей закрыли ворота.
Нет, отдельно плесень есть,
Коли хочешь, можешь есть!
На Лубянке, в магазине,
Всё лежало на витрине,
Куропатка и глухарь,
Да медведевый косарь.
Вепри были и тетёрки,
Осетры, пуды икорки,
Сорок видов колбасы
Усмехалися в усы.
После