я была убеждена, что его скрытность и мрачность не были простым капризом. С одной стороны, это было естественно: Леон де Вальми подавлял – рядом с ним такой неловкий и некрасивый мальчик, как Филипп, должен был чувствовать себя вдвойне неловким и, может быть, бессознательно противился этому. Леон говорил с ним добродушным и снисходительным тоном, словно обращался к неуклюжему надоедливому щенку. Я не могла понять, замечает ли это мальчик и как реагирует: знаю только, что сама относилась к поведению Леона де Вальми весьма неодобрительно. И все же он мне нравился. А Филипп – постепенно я поняла это – очень не любил дядю.
Однажды я попыталась объяснить мальчику, что его ненависть не имеет под собой никаких оснований.
– Филипп, почему ты избегаешь своего дядю Леона?
Его лицо застыло.
– Не понимаю.
– Пожалуйста, по-английски. И ты меня прекрасно понял. Он очень хорошо к тебе относится. У тебя есть все, что ты хочешь, правда ведь?
– Да, у меня есть все, что я хочу.
– Ну, тогда…
Он посмотрел на меня быстрым загадочным взглядом:
– Но ведь это не он дает мне все это.
– Кто же тогда? Твоя тетя Элоиза?
Он отрицательно покачал головой:
– Они не могут давать мне то, что им не принадлежит. Это все принадлежало моему отцу, а теперь мне.
Я внимательно посмотрела на него. «Так вот в чем дело! Вальми». Я вспомнила, как вспыхнули его черные глаза, когда я в шутку обратилась к нему «граф де Вальми». Де Вальми понимали это с раннего детства.
– Это все твои владения? – спросила я. – Но ведь мсье Леон управляет ими для тебя. Он ведь твой опекун, правда?
Филипп выглядел удивленным.
– Опекун? Я не знаю, что такое опекун!
– Он управляет Вальми до тех пор, пока ты не станешь взрослым. Потом имение перейдет к тебе.
– Да, когда мне исполнится пятнадцать. Это называется «опекун»? Тогда мой дядя Ипполит тоже опекун.
– Правда? Я и не знала.
Он кивнул с торжественным видом, из-за которого его маленькое бледное личико казалось мрачным.
– Да. Оба. Дядя Леон опекун моего имения, а дядя Ипполит мой собственный опекун.
– Что ты хочешь сказать? – невольно спросила я.
– Я слышал, как папа говорил это. Он сказал…
Взгляд сверкающих черных глаз был не то лукавым, не то злобным.
– Филипп… – начала я, но он не слушал.
Он пытался в уме перевести на английский то, что сказал его отец, но оставил эти попытки и выпалил по-французски длинную фразу, которую, очевидно, запомнил наизусть:
– Он сказал: «Леон будет содержать имение в полном порядке, можешь мне поверить. Боже тебя сохрани поручить это дело Ипполиту». А мама сказала: «Но если с нами что-нибудь случится, ребенок должен оставаться у Ипполита, ни в коем случае не у Леона». Вот что мама…
Он внезапно замолчал, крепко сжав губы. Я ничего не сказала. Он снова окинул