зарядили, и сколько света он с той поры утратил? Все ли светосколки теряют одинаковое количество света с одинаковой скоростью? Мы слишком мало знаем. Командир, боюсь, я зря трачу твое время.
– Не зря, – возразил Лопен, приближаясь к ним. Однорукий гердазиец зевнул и сел на тот же валун, что и Сигзил, вынудив того чуть потесниться. – Просто надо проверять другие вещи, ага?
– Например? – спросил Каладин.
– Ну, ганчо… Ты можешь приклеить к стене меня?
– Я… я не знаю.
– Похоже, неплохо бы узнать, ага? – Лопен встал. – Попробуем?
Каладин посмотрел на Сигзила; тот пожал плечами.
Юноша втянул больше буресвета. Его заполнила неистовая буря – она словно была пленницей и пыталась вырваться на свободу, колотясь изнутри о его кожу. Он направил буресвет к ладони и приложил ее к стене, окрашивая камни свечением.
Сделав глубокий вдох, поднял Лопена – худой гердазиец оказался поразительно легким, особенно с учетом того, что в жилах Каладина еще оставалась доля буресвета. Он прижал Лопена к стене.
Когда капитан, поколебавшись, шагнул назад, гердазиец остался висеть на стене – его форма приклеилась к камню и собралась в складки под мышками.
Лопен ухмыльнулся:
– Сработало!
– Это быть полезно, – согласился Камень, потирая подбородок, выбритый в причудливой рогоедской манере. – Да, именно это нам и надо проверять. Каладин, ты солдат. Ты мочь делать такое в битве?
Тот медленно кивнул; в голове у него вихрем пронеслась дюжина разных вариантов. Что, если его противники наткнутся на полосу буресвета, которую он оставит на полу? А можно ли остановить катящийся фургон? Приклеить свое копье к щиту противника и вырвать тот из рук?
– Лопен, что чувствовать? – спросил Камень. – Больно?
– Не-а, – ответил Лопен, ерзая. – Я переживаю, чтобы куртка не порвалась и пуговицы выдержали. Ох! Ох! У меня вопрос! Что сделал однорукий гердазиец с тем, кто приклеил его к стене?
Каладин нахмурился:
– Я… я не знаю.
– Ничего – у гердазийца рука не поднялась, – выдал Лопен и расхохотался.
Сигзил застонал, но Камень рассмеялся. Сил склонила голову набок, шмыгнула к Каладину и негромко спросила:
– Это была шутка?
– Да, – сказал он. – Безобразно плохая.
– О, не говори так! – Лопен продолжал хихикать. – Это лучшая из известных мне – и поверь, я настоящий мастер шуток про одноруких гердазийцев. «Лопен, – все время говорит моя матушка, – ты должен их выучить, чтобы посмеяться до того, как это сделают другие. Тогда ты украдешь их смех – и он будет весь твой». Она мудрая женщина. Я как-то принес ей голову чулла.
Каладин моргнул:
– Что ты принес?
– Голову чулла. Это очень вкусно.
– Странный ты человек, – сказал Каладин.
– Нет, – возразил Камень. – Они и впрямь вкусные. Голова – лучшая часть чулла.
– Поверю вам двоим на слово. В самой малой степени.
Он потянулся