пределы,
Закроют глаза нам любимые наши,
И кто-то весь в чёрном таинственно скажет,
Что воинов славных ряды поредели.
Что мудрость иным, то другим равнодушье,
Пастуший рожок к единенью взывает,
Но каждый из нас эту истину знает —
Спасаем мы в вечность не тело, а душу.
Из верхних границ нам сигнал посылают,
Что суть есть любовь, ну а прочее – дрязги,
Мы в жизни прошедшей так крепко завязли,
Что вспомнят о нас, хоть того не желают.
На выставке «Вермеер и музыка»
Череп, раковина, шлем и мандолина —
Атрибуты бренности живого,
Барышня в шелках у клавесина —
Для галантных сцен сюжет не новый.
Дельфтский сон, спокойная прохлада,
Отвернулся мир от спешки жизни,
Музыки блаженная отрада,
Память наша есть о прошлом тризна.
Что ж, Вермеер, ты не долго пожил,
Не завидна участь в сорок три,
Сколько рук, изящных лиц и ножек —
Вновь черты случайного сотри.
Сводня осторожно навевает
Сладкий сон, смычком водя по скрипке,
Дама кавалера обнимает
С мягкой и чарующей улыбкой.
Ну а он, бездельник и проказник,
Упиваясь собственным величьем,
Шепчет ей, что жизнь – весёлый праздник,
Всё ж не забывая о приличьях.
Сваха расторопная всё знает,
Где вина ещё полна заначка,
Вот хвостом закругленным виляет
Маленькая рыжая собачка.
Белые манжеты кавалера,
Розовая юбка музыкантши,
Книги, ноты, глобусы и сферы,
Местные домашние «таланты».
Мягкий жемчуг свет встречает утра,
Колдовское, чудное мгновенье,
И сияют блеском перламутра
Всемогущий живописи звенья.
Терброх, Стен, всевидящий Тербрюген,
Метцю, с кистью бережной как ласка,
И Вермеер – точка в этом круге,
Всей голландской живописи сказка.
Светит, словно золотые слитки,
Сотканная маревом картина,
И сияет в бархате накидки
Светлой арфой белый бок кувшина.
Атласы и шубки меховые,
Чёткие, в головках медных, стулья —
Строгие каноны вековые,
Словно пчёлы, мёд хранили в ульях.
Замерли глаза, застыли пальцы,
Не звучат изменчивые струны,
И в наряде, вышитом на пяльцах,
Пыль легла налётом сизым, грубым.
За рекой забвенья спрятал берег
Прошлой жизни тени – приведенья,
Но пьянит вино усталый череп,
Даже если спит воображенье.
Где монсьёры в кружеве богатом,
Сморщился лимон на синем блюдце,
Только где-то, в сумерках заката,
Отголоски смеха раздаются.
М. Гробману
Мне твои стихи не интересны,
Ты