когда они прошли мимо больной.
– Да, уродлива, – ответил доктор. – Но поверите ли вы, что эта женщина еще недавно блистала красотой, что всего два года тому назад она взяла в Чикаго приз красоты. И, поверьте, она действительно была необычайной красавицей. У меня есть ее фотография, где она снята до болезни. Я покажу вам ее.
– И что же так ее изуродовало?
– Без видимой причины у нее начали разрастаться кости лица, главным образом подбородка, концы пальцев рук и ног, а также ребра и остистые отростки позвонков. Болезнь началась с общей слабости. Акромегалия – так называется эта болезнь, и зависит она от болезненного увеличения, скорее всего опухоли передней доли гипофиза. Если бы это случилось в детстве, она стала бы великаншей, а в двадцать лет получилось вот такое уродство. Впрочем, искусственно я мог бы создать великана и из взрослого человека.
– Она безнадежна?
– Нисколько. Как только нам удастся привести в норму функции ее придатка мозга, формы ее тела изменятся сами собой.
– Вы хотите сказать, что вновь уменьшатся ее кости и она станет похожа на самое себя?
Цорн кивнул головой.
– Не правда ли, разве это не кажется чудесным? А вы говорите о незыблемости форм человеческого тела. Нет ничего незыблемого. Все течет, все изменяется.
Гормоны, гипофизы…
Вторую ночь Престо провел почти так же плохо, как и первую. Он долго не мог заснуть. Сидя в глубоком сафьяновом кресле, он проверял в памяти волнующие впечатления дня. Очаровательная женщина, превращенная злым недугом в какую-то страшную ведьму, карлики, великаны, и среди всех этих уродцев и чудовищ – доктор Цорн, как волшебник, который собирается разрушить злые чары и вернуть всем уродцам вид нормальных, здоровых людей.
Престо начинал дремать, и ему пригрезилось, что женщина-чудовище с огромным подбородком поднимается со своего кресла, идет к нему и, простирая свои уродливые большие руки, говорит:
«Я люблю тебя, Тонио, жених оставил меня. Но ты мне нравишься больше, чем жених. Мы оба уроды. Мы стоим друг друга. И мы родим уродов, каких не видал еще свет… Они будут так смешны, что все люди подохнут от смеха. И тогда землю наследуют наши потомки. Над ними уже никто не будет смеяться, потому что все будут ужасающе уродливы. И уродство будет признано красотой. И самый уродливый будет признан самым красивым…»
Тонио проснулся в холодном поту.
«Какой отвратительный сон…» – подумал он. И вдруг быстро сел на кровати и схватился за голову. Одна мысль поразила его: «Я бежал во сне от страшной мисс Веде. А разве я сам лучше? Да, Гедда Люкс была права, тысячу раз права, отвергнув меня. Как несправедливо жесток я был с нею в последний раз… Что, если в самом деле Гедда умерла от смеха? Я оставил ее без памяти. Быть может, у нее слабое сердце…»
Тонио соскочил с кровати и зашагал по комнате.
«Надо будет телеграфировать Гофману, спросить его. Впрочем, Гофман, наверно, уже уехал… Если я в самом деле убил ее смехом, то начнется следствие,