вернется в Англию успокоившимся. Лично мне молодой Редси симпатичен. Кстати, сегодня надо будет сходить в Кулминстер. Мне нужен Краудсли для разговора про реставрационный фонд. Пора что-то делать с западной дверью церкви. Это лучший в графстве образец норманнского мастерства, жаль, если от него ничего не останется.
– Отличная мысль! – воскликнула Фелисити так оживленно, как только могла. – Если бы вы поспешили туда прямо сейчас, вас, возможно, накормили бы обедом. У него на столе может быть что-то вкусное, епископ все-таки. А здесь у нас ничего нет, кроме холодной баранины, да и той кот наплакал.
– Сомневаюсь, что мне престало клянчить у него обед, – возразил викарий с мальчишеской улыбкой. – Обойдемся бараниной, а туда я отправлюсь после обеда.
Единственная служанка викария настойчиво постучала в дверь.
– Соседка из дома напротив к его преподобию! – объявила она и с ирландской воинственностью тряхнула головой. – Пригласить ее?
– Будьте так добры! – разрешил викарий, для которого Мэри Кейт Мэлони служила неиссякаемым источником веселья. – И пожалуйста, постарайтесь не напоминать ей о необходимости вытереть ноги, как прошлому посетителю.
– Еще бы! – Мэри Кейт, подчиняясь диктату своей неугомонной крови, всегда была готова вступить в спор, даже заведомо проигрышный. – Это было бы отъявленной глупостью, когда дождя нет уже три недели, на дороге сухо, как в глотке у Тима Никси, а в небе не найдешь ни облачка, хоть тресни!
Викарий покачал головой, служанка удалилась, а Фелисити встала, чтобы встретить посетительницу.
– Миссис Лестрендж Брэдли! – важно объявила снова появившаяся в двери Мэри Кейт. Одно из самых поразительных ее достоинств заключалось в завидной способности с первого раза схватывать имена любой сложности, а также в бесстрашии немедленно провозглашать их.
Маленькая, сухонькая, похожая на птицу женщина, которой можно было бы с равной уверенностью дать и тридцать пять, и девяносто лет, в сернисто-синей блузке, смахивавшей на оперение попугая ара, предстала перед викарием с покровительственным видом, доступным обычно только коронованным особам, и устремила на него орлиный взор.
– Передо мной духовный пастырь прихода? – осведомилась она.
Голос у нее был поразительный, совершенно не соответствовавший ее облику. Это было вовсе не птичье щебетанье и не клекот попугая, а само ласкающее слух медоточивое сладкозвучие, немедленно рождавшее симпатию к его обладательнице, более того, восхищение ею.
Преподобный Стивен Брум от неожиданности покраснел и засунул костлявый палец под свой пасторский воротник.
– Полагаю, так оно и есть. Собственно… да, – сказал он.
– В таком случае я вынуждена заявить, что, по моему мнению, западная дверь – это форменный позор, – заявила миссис Брэдли.
– Мы как раз обсуждали это, когда вы постучали, – вмешалась Фелисити, бросаясь защищать отца. – Но в реставрационном фонде набралось всего двадцать девять шиллингов и семь пенсов. Много ли на них наработаешь, хотелось