Васька. – Помогает?
– Да не очень чтобы очень, – тяжело вздохнул банник. – А по правде сказать, и вовсе не помогает. Люди ж меня не видят – как могут полюбить?
«Даже если бы увидели, не полюбили бы!» – сочувственно подумал Васька.
Конечно, первое впечатление банник производил… не лучшее, прямо скажем! Однако сам Васька уже пригляделся к новому знакомцу, привык к его весьма своеобразной внешности, а главное – тот такие интересные вещи рассказывал, что забывалось и о собственных несчастьях, и даже о голоде.
– Ну а дальше? – нетерпеливо спросил Васька. – Дальше-то что случилось? После того как вы ведьминское слово вдохнули на Проклов день?
– Ничего хорошего не случилось, – уныло ответил банник. – Немедля зубы у меня заболели и муть какая-то в голову взошла. Пошел я вдоль деревни и твержу заклятие против нечисти. Только при каждом слове зубы у меня качаются, а иные и выпадают вовсе. И бормочу я чушь какую-то… Мне надо громко сказать: «Проклинаю нечисть зловредную! Изыди, сила злая, не мути крещеный мир, не морочь добрых людей!» А я выпадающими зубами давлюсь и бормочу: «Благословляю нечисть зловредную! Явись, сила злая, мути крещеный мир, морочь добрых людей!»
– Ничего себе! – так и ахнул Васька. – Все наоборот!
– То-то и оно, – всхлипнул банник. – Все наоборот вымолвил, да шепеляво, коряво, беззубо… Тут же этим неправильным заговором меня в дугу согнуло. Ну а святой мученик Прокл, именем коего проклятие произносится, конечно, осерчал люто и крикнул с небес: «Коли так, знахарь Кузьмич, коли призываешь ты на землю нечисть лукавую, быть тебе от века по веку такой же нечистью! Ступай в ближнюю баню да неси там банную службу, покуда тебя кто-нибудь тайным заговором не отчитает!» Крикнул он таковы слова – и немедля поднялся страшный вихрь, закрутило меня, потащило куда-то – ну и приволокло сюда. Ближней-то банька ведьмы Марфушки оказалась! Курам на смех! Хотела она только мне пакость подстроить, а вышло, что заодно и сама себе напакостила. С тех пор ей ход в баню был закрыт. Я б ее насмерть запарил во всяком пару, хоть в первом, хоть в четвертом!
– Да, сложные у вас тут отношения, – пробормотал Васька – и сам себя еле расслышал, так громко забурчало вдруг в животе.
– Извините, – смущенно сказал он. – Это просто от голода. Понимаете, я же не совсем кот, мышей есть не могу…
– Ах же я чудище безмозглое! – воскликнул банник Кузьмич, шлепнув себя ладошкой по лбу, однако угодил по шапке, из которой взвился маленький пыльный смерч. – У меня же гость, а я про угощение позабыл!
Васька навострил уши и невольно облизнулся. Хозяин бани тем временем исчез среди своих веников, пошуршал там – и вынырнул, волоча за собой маленькую корзинку, которую с торжеством поставил перед Васькой:
– Вот! Ешь сколько влезет!
Васька с превеликим энтузиазмом сунулся было в корзинку – и с таким же превеликим разочарованием отвернулся, увидев горку черных, засохших до состояния полной окаменелости кусков хлеба, посыпанных там и сям такой же окаменелой солью, кое-где даже сросшейся кристаллами.
– Спасибо,