словно им предстояло отправиться бог весть куда, чуть ли не на край света, аж за Врата Сольвейг и перевал Эльскердег.
– Это, и верно, не близко, – бросил он, узрев кислую мину Геральта. – Вы, милсдарь, пришли из большого мира, так вам наш маленький Туссент видится захолустьем, думаете, мол, тут от границы до границы шапкой докинуть можно, к тому же шапкой сухой. Так вот, ошибаетесь. До виноградников Помероль, а туда мы и направляемся, немалый кус пути, ежели мы к полудню доберемся, то, почитай, повезло.
– Стало быть, ошибка, – сухо проговорил Геральт, – что мы так поздно отправляемся.
– Оно, может, и ошибка. – Алкид Фьерабрас глянул на него и фукнул в усы. – Но я не знал, что вы из тех, кто прытко подымается чуть свет. Потому как у больших господ такое встречается нечасто.
– Я не большой господин. Ну, в путь, милсдарь управляющий. Не будем терять времени на пустую болтовню.
– Ну, прям-таки мои слова.
Чтобы сократить дорогу, поехали через город. Геральт сперва собрался протестовать: опасался заблудиться в незнакомых, забитых людьми улочках. Однако оказалось, что управляющий Фьерабрас прекрасно знал город и часы, когда на улицах не бывает толчеи. Они ехали быстро, не встречая никаких трудностей.
Въехали на рынок, миновали эшафот. И виселицу с повешенным.
– Опасная это штука, – кивком указал управляющий, – рифмы складывать да песенки распевать. Особливо публично.
– Суровые тут принципы. – Геральт мгновенно сообразил, в чем дело. – В других местах за пашквили самое большее – позорный столб.
– Все зависит от того, на кого пашквиль, – резонно заметил Алкид Фьерабрас. – И как зарифмован. Наша милостивая госпожа княгиня очень добра и любима… но если уж взовьется…
– Песню, как говаривает один мой знакомый, не задушишь, не убьешь…
– Песню – да. Но песенника – вполне. Извольте. Вот доказательство.
Они пересекли город, выехали через Бочарные ворота прямо в долину реки Блессюры, быстрым потоком пенящейся на быстринах. Снег на полях лежал только в бороздах и межах, но было довольно холодно.
Мимо проехал рыцарский разъезд, направляющийся, вероятно, к перевалу Сервантеса, на приграничный пост Ведетту. В глазах рябило от намалеванных на щитах и вышитых на плащах и попонах грифов, львов, сердец, лилий, звезд, крестов, шевронов и прочей геральдической шелухи. Стучали копыта, полоскались знамена, гремела громкоголосая глупейшая песня о рыцарской доле и милашке, которая, вместо того чтобы ожидать, поспешила выскочить замуж.
Геральт взглядом проводил разъезд. Вид странствующих рыцарей напомнил ему о Рейнарте де Буа-Фресне, который только что вернулся со службы и восстанавливал силы в объятиях своей «мещаночки», муж которой, торговец, обычно не возвращался по утрам и вечерам, вероятно, задерживаемый где-то в пути взбухшими реками, полными зверья лесами и другими выкрутасами стихий. Ведьмак и не думал выдергивать Рейнарта из объятий любовницы, но искренне сожалел, что не отложил выполнение контракта с виноградниками