Анну, одетую в цигейковую шубку, пуховый платок, валенки и переминавшуюся с ноги на ногу: мороз стоял под тридцать градусов, и даже в валенках девушка замерзла, ожидая назначенной встречи.
Иван Петрович в солдатской шинели и сапогах мгновенно продрог и, зябко поеживаясь, быстро приблизился к ожидавшей его девушке. Она смело взяла его под руку и не терпящим возражения тоном сказала:
– Вам, Ваня, холодно будет в солдатской шинельке бродить по городу: ещё обморозитесь, не дай Бог, и я буду виновата. Давайте пойдём ко мне: я здесь неподалёку снимаю комнату, там, в тепле, попьём чаю и поговорим – мне не терпится услышать ваши рассказы о войне.
Анна вела себя так, будто они давно знакомы и друзья, несмотря на разницу в возрасте: на вид ей было не более двадцати лет.
Иван Петрович немедленно подчинился, они направились по заснеженной улочке вдоль деревянных домов и домишек, которыми был застроен весь город Омск, стоило лишь отойти от центральной улицы, тянувшейся вдоль реки Иртыш на несколько вёрст.
Солдат спрятал обнажённые руки в карманы шинели, Анна обвила его руку через локоть, и сунула свою озябшую руку в меховую муфточку, которая служила барышне вместо рукавичек по нынешней моде: война-войной, но женские причуды в одежде никто не отменял даже здесь, в холодной Сибири.
Солнце ярко светило на безоблачном небе, снега искрились на солнце, ослепляя взгляд и вызывая жгучие слезы, которые мгновенно замерзали на студеном воздухе. Такой мороз Иван Петрович испытывал впервые в жизни и был рад, что Анна повела его в тёплый дом, иначе на улице он бы не смог долго бродить с девушкой.
Пройдя сотню шагов молча, Анна взглянула искоса на Ивана и вдруг вскрикнула: – Ваня, у вас ухо левое побелело от мороза – немедленно надо растереть его снегом, иначе будет потом болеть долго, и, схватив горсть снега, принялась энергично растирать одно ухо, потом другое, которое тоже побелело на морозе и, закончив с ушами, натянула Ивану солдатскую шапку на уши, которые покраснели, словно маки, и горели огнём от растирания.
Девушка потянула его за собой, и через минуту они оказались около небольшого домика, почти скрытого за высоким забором.
– Вот мы и пришли в мой дворец, – весело сказала Анна, открывая калитку и затягивая Ивана во двор. – У меня здесь комната с отдельным входом со двора, сейчас увидишь, – пояснила девушка, незаметно перейдя на «ты» в разговоре с солдатом, которого и видела-то в третий раз.
Через сени они прошли в жилище Анны, которое оказалось комнатой с кроватью, шкафом и кухонным уголком с неизменным самоваром на столе, труба от которого сквозь стену выходила наружу.
– Разогрейтесь, Ваня, у печки, потом разденетесь и будем пить чай, – сказала Анна, подведя Ивана к выступающей задней стенке печи, оказавшейся тёплой.
– В комнате своей печи нет, и я обогреваюсь от хозяев, которые отделили эту комнату, забили дверь досками и теперь сдают её в наём.
– Как же вы готовите себе пищу, – удивился Иван, прижимаясь всем телом к тёплой печной