швартовы!
– Швартовы на борту! Проводник закреплён!
– Носовой тяни к причалу!
– Крепи носовой!
– Крепи кормовой!
– Принять шланг с машины!
– Машина к подаче готова!
– К приёму готов!
На машину:
– Дать первую пробу! Стоп!
– Проба в норме, – докладывает помощник.
– Добро, – говорю я ему. – «Урок пошёл впрок!» – уже про себя подумал я.
– Начать подачу, – кричит он на машину.
И масло тугой струёй, от которой распрямился шланг, потекло под давлением в цистерну.
Наконец всё принято, и, уточнив по замерам общее количество, отдаём шланг и готовимся к перешвартовке к кораблю. Когда всё было готово, даю добро помощнику на перешвартовку. Операция простая, и он вполне справится с этим сам.
Впрочем, всеми работами руководит боцман, опытный и злющий до работы, не терпящий проволочек, тем более сачков, да их в экипаже в том «чистом» виде и флотском понимании нет. Морское дело – это его стихия, а уж подача – это как высший пилотаж – ни одного лишнего движения, ведущего к потере темпа и качества. Тут к нему не подступись. Задержись, замешкайся кто, тут же заметит и выдаст:
– Спишь?! …Мать твою! – пожалуй, самое ласковое и нежное обращение к нарушителю порядка. Ритм восстановлен, а кто-то уже шутит:
– Что, вспоминал, когда последний раз получка была?
– Да нет, он сегодня дома не ночевал.
Матрос действительно отдежурил сутки и пошёл в рейс – не хватало людей.
«Провинившийся» молчит, ему стыдно, что боцман «отметил» его, а не другого.
А тот другой за него и поясняет:
– Зато он сегодня поварихе угодил – всю перловку слопал! Вот и размечтался!
И пошло-поехало, пока боцман не «отметит» следующего:
– А ты что копошишься, как мокрая вошь на толстом… Тебе что к… гирю привязали? Тяни быстрей!
И всё идёт по новому кругу.
Казалось, ничего не изменилось, все действовали слаженно, единым механизмом и ритмом. И вместе с тем в работе появился едва ощутимый сбой. Не стало слышно привычных матерно-морского исполнения шуток, подначек, здорового флотского смеха. Не то боцман стал злее, не то люди устали, но всё как-то стихло и замерло.
Пока насос качал масло на корабль, все расселись, кто где мог, а не в кружок, как раньше, и молча ждали конца подачи. И паузу заполнили безрадостные мысли о жизни, о постоянно возникающих трудностях, годами не решаемых проблемах, теперь ещё неясном будущем: чем всё это кончится?
Я не думаю, что они очень испугались последствий клеветы, неизвестности завтрашнего дня, разве что немного, может, совсем чуть-чуть струхнули и теперь старались не показать вида. Но то, что она вывела их из состояния равновесия – это факт.
В какой-то момент мне показалось, а они тайно почувствовали, что сегодняшняя работа может быть их лебединой песней, и они исполняли её на высоком профессиональном