к приюту.
На ветку карагача мне удалось забраться лишь с третьей попытки: так тряслись руки. Это на площади я мозгами не понимала, что происходит. Вернее, даже не так: понимать – понимала, но до конца не осознавала масштаба. Тогда единственной мыслью было – убежать. А вот по дороге до приюта накрыло оно – полное осознание того, что меня за три минуты два с половиной раза едва не убили. Голема я посчитала за половинку, с этими глиняными гигантами обращаться я умела – не первый раз видела разбушевавшихся истуканов и знала, что они весьма глупы, плохо видят и слышат, к тому же не отличаются особым умом и сообразительностью. Достаточно убраться из их поля зрения, чтобы эта громадина от тебя отстала.
Уже перед тем как лечь в кровать, я решила ополоснуть лицо в рукомойной. Умывальню освещала керосиновая лампа, болтавшаяся под потолком. Плеснув воды на лицо, я машинально глянула в щербатое зеркало и подавилась криком. Над моим плечом завис призрак в парадном мундире.
– Вечер добрый, юная леди! – приведение галантно поклонилось, демонстрируя очаровательную улыбку.
В ответ я продемонстрировала не менее очаровательную фигуру из среднего и указательного пальцев, заменявшую порою крепкое словцо и считавшуюся оберегом от нечисти.
Судя по всему, призрак мне попался шибко придворный, не знавший значения двух оттопыренных фаланг и поэтому не пожелавший, обидевшись, исчезнуть. Пришлось пояснить словесно:
– Слышь, ты, полупрозрачный, чесал бы отсюда…
Призраки… они такие. Еще Хромой Джо говорил, что если не отвяжешься от бестелесного по-быстрому, прицепится к тебе, как блоха к хвосту шелудивого пса, и будет полжизни тягаться следом.
Мне этого призрачного добра даром не надо, поэтому я приготовилась припомнить всю местную флору и фауну, а также выкидышей нижнего мира, лишь бы отвязаться от сомнительного фантомного богатства. Уже набрала воздуха в грудь, чтобы толкнуть прочувствованную речь, но бестелесный опередил меня.
– Я бы и рад удалиться, но не имею никакой возможности. Вы, юная леди, разорвали плетение чар артефакта, в который меня заточили.
– Вот и радуйся свободе, лети отсюда… – Мне его объяснения нужны были, как ишаку корсет. Даже рукой помахала для особо непонятливого: – Кыш-кыш.
Но призрак попался упертый. Сохраняя все ту же благожелательную мину, правда, при этом в его голосе прорезались нотки раздражения, он продолжил:
– Повторюсь, что радоваться не могу, по той простой причине, что теперь вы мой сосуд и якорь. Покинь я вас – и меня тут же затянет за грань. А мне еще на этом свете пожить хочется.
Но я была тверда в своем стремлении отделаться от такой обузы (и рьяно надеялась, что это именно обуза, а не белая горячка):
– Призрачный, имей совесть! Сам пожил человеком, дай и другим спокойно пожить.
А вот на это мое заявление туманный и вовсе оскорбился.
– Позвольте! Во-первых, я еще не умер, мою душу насильно