Империя бурь. Сара Дж. Маас

оборвется. Не один десяток лет она корила Манону за негодный выбор первой заместительницы.

      Главное, ей не отказали в праве самой убить Астерину.

      Из-за восточной цепи гор медленно поднималось солнце, похожее на круг расплавленного золота.

      Сто лет она сражалась бок о бок с Астериной и всегда думала, что и другую сотню лет они проведут вместе.

      – Разверни ее, – тихо сказала Соррели Манона. – Пусть она в последний раз увидит восход.

      Соррель послушно развернула Астерину лицом к Верховным ведьмам и толпе зрительниц. А главное – к редкостному по красоте восходу, какой нечасто увидишь в Морате.

      Доспехи на спине Астерины были мокрыми от крови.

      Астерина стояла на коленях, расправив плечи, с поднятой головой. Она смотрела не на восход, а на Манону, которая медленно приближалась, чтобы занять место в нескольких локтях от предводительниц.

      – Манона, не тяни, – сказала бабушка. – Нас ждет завтрак.

      Манона вытащила из ножен Рассекатель Ветра. Лезвие отозвалось тихим звоном.

      Солнце позолотило балкон. И вдруг Астерина совсем тихо прошептала:

      – Отнеси мое тело в ту хижину.

      У Маноны в груди что-то треснуло. Звук был оглушающим. Странно, что его никто не слышал.

      Манона подняла меч.

      А ведь стоило Астерине произнести одно слово, и она бы спасла свою жизнь. Достаточно было раскрыть тайны Маноны и предательство, совершенное главнокомандующей в Рафтхоле. Но первая заместительница молчала.

      В тот момент Манона вдруг поняла: есть силы, превосходящие послушание, дисциплину и жестокость. Она не родилась бездушной исполнительницей чужой воли. И бессердечной она тоже не родилась.

      Не могла она вот так просто убить Астерину.

      Манона взглянула на свой отряд. Те полукругом стояли возле них. Одна за одной, ведьмы поднимали два пальца, касаясь лбов. В толпе зашушукались. Это отнюдь не было знаком почтения, обращенным к Верховным ведьмам.

      Таким жестом когда-то приветствовали королеву ведьм.

      Но за последние пятьсот лет ни у крошанских ведьм, ни у Железнозубых не было ни одной королевы.

      Глядя на лица ведьм своего отряда, Манона видела: они прощали ей случившееся в Рафтхоле. Но там была не только готовность простить. Там было понимание и верность, в основе которой лежало не слепое подчинение, а что-то совсем иное. Это что-то ковалось долго и болезненно, через радость побед и горечь поражений. Здесь же была надежда на лучшую жизнь и мир, устроенный лучше нынешнего.