У меня огромная коллекция оружия; около трети перешло мне от моих предков… – дон открыл оружейный шкаф, сверкнул из-за дверцы проницательными светлыми глазами и осведомился с явным намёком: – Серебряные, Ваши Сиятельства?
Бэарсэй испуганно стиснула руку брата. Оба они были готовы превратиться и немедленно убить дона, если он вздумает обратить оружие против них. Однако дон немного подумал и вернул меч назад в нёдра шкафа, сопроводив это действие задумчивым замечанием:
Нет… к чему теперь серебро? С тех пор, как все демоны были изгнаны из Авалории, мы направляем его только против оборотней, да и те в последнее время стали осознавать своё место. Что ж, полагаю, это больше понравится Вашим Сиятельствам, – и дон, полуобернувшись, протянул им два одинаковых коротких меча, точь-в-точь подходящих им по росту.
Благодарю Вас, дон, – почтительно сказал Ареллаган, кланяясь старику.
Да, я тоже, – пробурчала Бэарсэй, залюбовавшаяся рисунком на ножнах.
Ему более двухсот лет, но благодаря моей магии он превосходно сохранился, – сообщил дон, улыбаясь, – говорят, когда-то им сражался один из потомков демона Незераху, но, думаю, это просто досужий вымысел.
Духам не нужно оружие смертных, – с всезнающим гордым видом бросил дэ Сэдрихабу, – они сами достаточно могущественны.
Боюсь, что слухи о могуществе демонов, – особенно подчеркнув это слово елейной улыбочкой, отметил дон, – заметно преувеличены. Ведь представителей этой презренной расы мы так долго не встречали… рассказы о них давно успели обрасти преувеличениями.
Вы ошибаетесь, – процедил дэ Сэдрихабу с явной угрозой, но дон продолжал ухмыляться.
Боюсь, что я, немощный старик, прожил на свете дольше Вас и лучше умею отличать правду от вымысла.
Дэ Сэдрихабу разъярённо стиснул хрустнувшие кулаки.
Нам пора, дон, – заторопилась Бэарсэй, подметив, как напрягся её брат.
Дон провожал их ехидной ухмылочкой, не оставлявшей сомнений, что он отдавал себе отчёт во всех произносимых словах. Ареллаган поклялся отомстить ему… но как? Он многого её не знал и не умел, и ему становилось противно, когда он осознавал, что девятнадцать лет жизни истратил втуне. Откуда он мог знать, сколько ещё ему было отпущено времени? Как он мог предположить, что сумеет сделать всё, что хотел, если он был смертен, как и все окружавшие его? Смертность – это слово звучало для него как приговор. Даже в отношении близких людей: матери, Бэарсэй, – это не звучало так страшно, как тогда, когда он представлял мёртвым себя. Раньше ему не казалось, что он вообще способен умереть, ведь окружающие духи все были бессмертны, но здесь, в окружении несовершенных людишек, он чувствовал себя беззащитным и жалким.
Мередит учила их подчинять чужую волю. Пока они практиковались на лошадях дона де Марийо, которых Мередит удерживала рядом магией (если бы она этого не делала, лошади ускакали бы