хорошо!
Мой хлипкий столик прилеплен бочком к его двухтумбовому и, в ожидании репетиции, я, почитывая «Литературную газету», невольно краем глаза наблюдаю за Саней: да-а, сегодня он и впрямь как-то особенно свеж и бодр, неужто только после баньки? – вяло прорывается сквозь строки статьи, – а, может, узнал, что в этот раз премию ему не срезали? Но тут входит Коля Гулак, наш тихий фотокор, садится на краешек стула.
– Что тебе? – не глядя на него, бросает Жучков.
– Слайды мои… – и робко смотрит на Саню, – пойдут сегодня в новостях? А то уже давно…
– А-а, иди ты! – рыкает тот.
Но Коля не уходит… и еще долго будет сидеть возле и предлагать: может, к восьмому марта снять женщин за прилавком… или в роддоме, в котельной, на фабрике? Нет, ничего не «возьмет» Жучков, а своими короткими фразами будет словно отстреливаться от фотокора и все писать, писать, но потом эдак сладко потянется:
– Все. Хватит! Надо расслабиться.
– То-то ж, – поддержу, – а то все пишешь, спешишь куда-то. – И, начитавшись глубокомысленных фраз, попытаюсь заронить в его душу «горечь сомнения»: – Может, Василич, все эти дела вовсе и не нужны тебе, может, и совсем не в том жизнь твоя проходит? Не задумывался об этом? – и даже улыбнусь загадочно.
– В том, в том, – воскликнет. – Только так и надо жить, чем больше успеешь, тем лучше.
– Василич, а когда же созерцать, наблюдать, сравнивать, – попытаюсь прикинуться вкрадчивой, – анализировать и, так сказать, делать выводы? Разве всё это не так уж и важно?
– А-а, – махнет рукой, словно отсекая всё разом».
Ну, ладно, Комп, с твоей помощью грубые штрихи портрета Сани набросала, теперь к таким же – Поцелуйкина. И сразу вижу Валеру на летучке… Ну, наверное, потому, что именно на летучках и было время понаблюдать за кем хотелось, да и высвечивались коллеги на еженедельных «тусовках» ярче. Итак, еще одна запись:
«Валера обозревает трудовую неделю и будто сам с собой говорит, да еще теребит и теребит чубчик, одергивает брюки, пиджак и кто-кто уже похохатывает над ним, а начальник… Опять Афронов не выдерживает очередного его обзора, и уже слышу:
– Ну, что ты, ей-богу… всё бубнишь, шепчешь себе под нос? – и разводит руками, обводя нас взглядом, ища поддержки: – Конца-краю твоему обзору не дождешься!
А я, не отрывая глаз от Валеры, пытаюсь понять: ну, почему он такой? Может, Афронов его затуркал? Так ведь и есть за что: сценарии сдает «под завязку», на работу приходит часам к двенадцати, путано оправдываясь, а в эфире часто делает накладки».
Спросите, что за «фэйс» был у Валеры? Да весьма и весьма симпатичный. Не сказать, чтоб красив, но смазлив, не сказать, чтоб умён, но и не глуп, и рост в меру, и общий, так сказать, стройный абрис… А с женщинами всегда был мягок, уступчив, – угодлив! – так что «девочки» от него просто тащились. Как-то пришел на работу с синяком на лбу, а я:
– Валерочка,