струны смычком, приказываю подать машину. Швейцар сгибается в почтительном поклоне. Шофер жмет на газ.
Сверкающие витрины.
Продавец шарахается от меня, как черт от ладана, трясется, вытягивается в струнку.
Откашливаюсь:
– Мне бы кольцо какое-нибудь подобрать… для девушки.
– А-а-а-а… с-сию минуту… в-вот…
Смотрю на крупные камни.
– Поизящнее бы что-нибудь… она у меня такая… миниатюрная…
– А-а-а… в-вот… вам… п-просто в подарок или… для особого случая?
Киваю:
Для особого случая.
– А, ну так я вам праздничный футляр дам…
Продавец не хочет брать деньги, я настаиваю, берите, берите…
Он увидел меня под фонарем.
В сумерках.
Еще как-то разглядел серую невзрачную фигуру за пеленой дождя, хотя что я говорю, он же не глазами смотрит, он как-то по-другому смотрит, мы так не умеем. Наверное, еще смотрел, приценивался, да точно ли распахнуть передо мной дверцу лимузина, а то, может, еще полетать над городом, посмотреть, поискать…
…или нет, он не летает, он по-другому как-то.
Не знаю.
Шофер жмет на газ.
Город несется навстречу.
Хочу назвать адрес…
…закрываю рот.
Понимаю, что никакой адрес не назову.
Не помню.
Не знаю.
Хитросплетение улиц без названий и домов без номеров, какие-то фарфоровые статуэтки, вмурованные в стену, а вот, там еще над входом в дом чугунный рыцарь фонарь держит, да мало ли в Таймбурге таких домов…
Шофер вопросительно смотрит на меня.
Молчание прерывает он – зовет за собой, намекает, что пора бы и делом заняться.
Занимаюсь делом.
Играю.
Машина несется по городу, люди выстраиваются в шеренги, щелкают ружейные затворы, звенят клинки…
Он увидел меня в сумерках.
Музыка пахнет кровью.
Или кровь пахнет музыкой.
Не знаю.
Сейчас тоже сумерки.
Мелодия рвется наружу, готовая разорвать моё сердце. Нет, человек не может так играть, это уже он водит моей рукой, сильнее, сильнее, до изнеможения…
Мелькают улицы.
Кто-то падает с простреленной головой.
Знатный улов.
Чугунный рыцарь держит фонарь у входа в дом.
Клинок взмывает над чьей-то шеей.
Над…
…воспоминания наваливаются – все, разом.
Опускаю смычок – он не понимает меня, он снова сжимает смычок, терзает струны, он не поймет, никогда, никогда, никогда…
Клинок опускается.
Разрываю собственные струны, чтобы не играть – кровь хлещет по одежде, заливает плюшевые сиденья…
Он жадно слизывает кровь с клинка, тяжелые капли падают на мостовую…
– А бывало такое, чтобы вы не смогли сыграть на инструменте?
– Было… один раз.
– А что такое?
– Должно быть, модель бракованная…
– Да как они могут быть бракованные, все по заводскому стандарту сделаны! Вы на клеймо фабричное посмотрите…
– А нету там клейма.
– К-как