отстраненной жизнью. Он очень много, просто запоем читал художественную литературу, при этом у него не возникало вопросов, надо ли гулять с Сашей, мыть его, укладывать спать. Он никогда не сомневался, что это будет сделано мною или моей мамой, и ему не приходило в голову предлагать свое участие и помощь.
Как и прежде время, заполненное занятиями в институте и уходом за маленьким ребенком, летело очень быстро. При этом я часто вспоминала Юрия и согревала себя мыслью о том, что с ним есть договоренность показать Сашу в клинике, когда тому исполнится год.
Очень важным обстоятельством в моей жизни, как и раньше, была дружба с моей институтской подругой Галей, с которой мы жили неподалеку, вместе ездили домой из института, сидели рядом на занятиях. Я была в курсе всех ее жизненных обстоятельств и планов, а она моих. Мне была важна ее эмоциональная поддержка, потому что она была здравомыслящим и склонным к анализу человеком, к тому же, будучи хорошо знакомой с Александром, могла объективно смотреть на его поступки. Гале были ясны причины нашего отчуждения с Александром, она расценивала сложившуюся у нас семейную ситуацию как логично вытекающую из характера и взглядов на жизнь моего мужа, которому, как она говорила, противопоказано иметь семью, а гораздо правильнее общаться с книгами и жить вместе с мамой и бабушкой, которые обеспечивали бытовые стороны его жизни.
В июне я успешно сдала сессию и продолжала почти каждый день ходить с Сашей в поликлинику – один день на уколы, другой на массаж. Из-за этого мы не смогли переселиться на дачу моей тети, где обычно проводили лето, но ребенок все равно подрос за летние месяцы и окреп, и я испытывала по этому поводу настоящую гордость. В сентябре я пошла учиться на четвертый курс, а в начале октября моему сыну исполнился год. Через несколько дней я позвонила в клинику, предупредила заведующую отделением о нашем приезде с Сашей. Она порадовалась нашему предстоящему визиту и сказала, что обязательно передаст эту информацию Юрию Ивановичу. В четверг с утра, как мне было назначено, мы с нарядно одетым Сашей вышли из такси возле чугунной ограды клиники и, держа красивый букет цветов, остановились посмотреть на красное кирпичное здание. Потом я подвела Сашу к той асфальтовой дорожке, которая была столь памятна мне, взяла его за обе ручки, и он пошел по ней быстрыми маленькими шажками, с одобрением приняв возможность самому походить на улице. У меня сжалось горло – мы с Сашей радостно идем по этой вот дорожке, которая раньше была пропитана для меня тревогой за наше существование и болью от едва выносимой ситуации.
Я открыла знакомую тяжелую дверь, взяла Сашу на руки и, поднявшись на второй этаж, позвонила в дверь шестого отделения. Все здесь было так же, как год назад. У двери висел такой же листок со списком детей и их весом. Через минуту вышла Лида, увидев нас с Сашей, всплеснула руками и громко стала звать других медсестер посмотреть на ребенка.
– Саша,