не стало никому…
– Так при чём здесь оружие?
– Оружие? А-17? Я же сказал, это как иметь ангела-хранителя, никакое это не оружие. Эта штука незаметно для тебя меняет твои плохие мысли на хорошие и полезные. Кроме того, она позволяет координировать действия людей и принимать решения, которые будут хороши для всех, а значит, в конечном счёте выиграют от этого все.
– То есть… Подожди, ты и я тоже можем быть под его воздействием и не догадываться об этом? – Джил выронила вилку.
– Вполне, – согласился с ней Алекс, – но я так не думаю. Видишь ли, эта штука очень влияет на такие вещи, как способность принимать решения, не связанные с деятельностью внутри коллектива. Да и алгоритм, как ты понимаешь, никогда прежде не применялся, поэтому на фиксирование всех багов уйдёт месяца полтора как минимум, и это ещё будет беспрецедентно короткий срок, учитывая даже самообучаемость системы и участие всех нынешних специалистов корпорации. Следовательно, Гений не может применить А-17 на тех, с кем он работает, иначе он останется в одиночестве. На нас с тобой применить его, конечно, можно, но зачем?
– И что же, нет никакого способа защититься?
– О, конечно, есть, – радостно ответил ей Алекс, – отключить внешнюю память. То есть вытащить.
– Что?! – Джил чуть не подскочила от негодования.
– Вот ты в каком году родилась? – не обращая внимания на её бурную реакцию, поинтересовался Алекс.
– В шестьдесят втором, – ответила она.
– М… Шестьдесят второй… Замечательный год, чтобы в него родиться. Но, увы, если ты родилась после две тысячи сорокового, ты, ммм… ты, скорее всего, забудешь почти всё, что помнишь, а может, вообще разучишься говорить, кто знает…
– Причём здесь год моего рождения?
– Это всё приблизительно, конечно, но больше девяноста восьми процентов людей, родившихся после этого года, получили внешнюю память в возрасте до десяти лет. Их, то есть наша, внешняя память, скажем так, плохо отделима от биологической.
– Но что же получается… это настолько опасно? И куда смотрел ваш хвалёный Комитет по этике?
Алекс с довольным видом поправил волосы. Он откровенно наслаждался её вниманием.
– Это-то как раз и стало одной из причин его усиления. Люди по всему миру боятся нашего А-17, ну и комитет, конечно, боится больше всего. Потому все так и липнут к этому проклятому комитету, что верят, будто он сможет остановить прогресс. Ха! Ты не поверишь, Джил, – он в неожиданном порыве спикировал на диван и схватил её за руку, – я рад, что живу в Третьем секторе, ничего подобного не происходило с нами никогда. Я впервые рад тому, что я здесь. Это история, Джил. Это наша история.
Но Джил его восторга не разделяла.
– Так что же, мой сектор теперь – какой-то улей или муравейник?
– Замечательно! Просто замечательно! – согласился с ней собеседник. – Я должен это запомнить.
– Нет, дорогой мой, – Джил, недовольная его тоном и поведением, встала