секундочку.
– Хорошо, я вместо тебя. Когда я думаю о солнце, я представляю австралийку-серфингистку лет восемнадцати где-нибудь на Бонди-Бич, обнаружившую на своей коже первые кератозные повреждения. Внутри у нее все вопиет, и она уже обдумывает, как стащить «валиум» у матери. Теперь ты скажи мне, Энди, о чем ты думаешь при виде солнца.
Я отказываюсь участвовать в этих ужасах. Я не хочу использовать в своих видениях людей.
– Я думаю об одном месте в Антарктике под названием «Озеро Бандана», где не было дождя больше двух миллионов лет.
– Красиво. И все?
– Да, все.
Возникает пауза. А я не говорю им вот о чем: то же самое солнце заставляет меня думать о царственных мандаринах, глупых бабочках и ленивых карпах. И о каплях жаркой гранатовой крови, которая сочится сквозь потрескавшуюся кожуру плодов, гниющих на ветке в саду у соседей, – каплях, свисающих, словно рубины в старой кожаной оправе и свидетельствующих об интенсивности распирающего их изнутри плодородия.
Кажется, это выпендривание тяготит Клэр. Она нарушает молчание, говоря, что жить, все время думая о том, как выглядишь со стороны, – вредно. «О жизни нужно рассказывать, и рассказывать искренне: тогда пережитое уходит, и можно жить дальше».
Я соглашаюсь. Дег тоже. Мы знаем, что именно поэтому оставили свои прежние жизни и приехали в пустыню – чтобы рассказывать истории и делать жизнь достойной рассказов.
У наших родителей было все
«Раздеваются догола». «Разговаривают сами с собой». «Любуются красивыми видами». «Мастурбируют».
На следующий день (на самом деле не прошло и двенадцати часов) мы впятером громыхаем по Индиан-авеню, направляясь на послеполуденный пикник в горы. Мы в старом сифилитичном «Саабе» Дега, симпатичной допотопной красной жестянке того типа, что катались по стенам зданий в диснеевских мультфильмах и в которых винтами служили палочки от мороженого, жевательная резинка и скотч. В машине мы играем в игру – с ходу отвечаем на команду Клэр: «назовите все действия, совершаемые людьми в пустыне, когда они одни». «Голыми снимаются на «поляроид». «Собирают всякий хлам и мусор». «Палят в этот хлам и разносят его на кусочки».
– Эй, – ревет Дег. – Да ведь это вроде похоже на жизнь, а?
Машина катится дальше.
– Иногда, – говорит Клэр, пока мы проезжаем мимо «Ай. Магнин», где она работает, – когда на службе я смотрю на нескончаемые волны седых волос, кулдыкающих над драгоценностями и парфюмерией, у меня возникает странное ощущение. Мне кажется, я смотрю на огромный обеденный стол, окруженный сотнями жадных детей, таких избалованных и нетерпеливых, что они не могут дождаться, когда еда будет готова. Им надо хватать со стола живых цыплят и пожирать их прямо так.
Ладно-ладно. Это жестокое, однобокое суждение о том, что же такое в действительности Палм-Спрингс – городок, где пожилые люди пытаются купить себе вторую молодость да еще и подняться на несколько