.

вполне с вами согласен, – повернулся к ней Иконников. – Вот я вас, Роза…

      Он запнулся, не зная ее отчества.

      – Самойловна!.. – подсказала она.

      – Вот я вас, Роза Самойловна, слушаю, и мне все время кажется, что говорите не вы, а я!

      – Наконец-то одного сочувствующего нашла! – воскликнула курсистка.

      – Удивительно, – сказал Филатов, наливая себе стакан чая. – А я тебя, Иконников, все время считал беспартийным!

      Иконников почувствовал, что краснеет.

      – Да, я этого и не отрицаю. Я как-то никогда не интересовался политикой, считая, что наука, прежде всего, должна быть вне ее.

      – Ну, положим, вы ошибаетесь! – воскликнула Роза. – Меня даже удивляет, когда я слышу, что есть беспартийные студенты! Это так уродливо! Все равно, что лошадь без хвоста!

      Иконников смутился.

      – Странное сравнение, – пробормотал он. – Я не вижу мотивировки этому.

      – Мотивировка – молодость! – крикнула курсистка. – Если в жилах студента течет кровь, а не подслащенная сахаром водица, он не может относиться безучастно к окружающему!

      – Правильно! – сказал Рудзевич, наливая себе и рябому студенту водку.

      – Ну, я иду! – поднялась Роза. – Вы пойдете, Вера?

      Ее подруга тоже встала, и они обе надели кофточки и шляпки. Оделся и Филатов.

      – Я вас провожу. Хотите?

      – Пойдемте! Может быть, и господин беспартийный студент пойдет?

      В голосе Розы прозвучала ирония. Иконников было вспыхнул, но сейчас же улыбнулся.

      Он вышел вместе с Верой и Филатовым в коридор.

      – А мы останемся, – сказал Рудзевич, подсаживаясь к рябому студенту. – Нам надо еще допить водку, а потом мы пойдем играть на биллиарде.

      Роза снова присела на стул.

      – Не надоест вам пить, Рудзевич? Сколько я вас знаю, вы всегда пьете.

      Рудзевич прищурил глаза, и тень пробежала по его лицу. Он скривил губы и сказал, смотря в одну точку:

      – А вы что: цензор нравов, что ли?

      Роза вздохнула, подошла к окну и стала тоскливо смотреть на улицу, а Рудзевич чокнулся с рябым студентом и сильно поставил пустую рюмку, на стол.

      – Пей, Прохоров! Пей, ибо только пьяные срама не имут!

      Роза обернулась и хотела что-то сказать, по в эту минуту дверь отворилась, и Вера ей крикнула:

      – Роза, идемте!

      Курсистка молча простилась со студентами и вышла.

      – Она еврейка? – спросил Прохоров, когда они остались одни.

      – Да! Она очень порядочный человек.

      Рудзевич встал и начал ходить по номеру, заложив за спину руки.

      – Очень порядочный и умный. Девушка с редким по красоте сердцем.

      – Ты, кажется, влюблен в нее? – спросил Прохоров.

      Рудзевич остановился посреди номера. Поднял голову и сказал серьезно и совершенно спокойно:

      – Что? Влюблен? Это было бы пошло! Я люблю ее, вот это – да!

      Он прислонился спиной к стене и скрестил на груди руки.

      – В