перевела взгляд на меня, безмолвно упрашивая пояснить этот поворот беседы.
– Это там твой папа её отвлёк, – пояснил я без промедления.
– Извини, – вернулась в трубку моя потенциальная тёща. – Папа меня просит побыстрее. Звонка ждёт. Я хотела сказать, что на следующий неделе к нам приедешь. У папы что-то там не получается с деньгами, поэтому тебе придётся пока у нас пожить.
– Хорошо, мам.
– Ну всё, люблю тебя, лепесточек.
– И я тебя, мамуль.
– Целую.
– И я тебя.
Аня медленно опустила телефонный аппарат, и трясущийся рукой продолжила массировать свой висок. Такая реакция у неё была каждый раз, когда она сильно нервничала или сильно задумывалась над чем-нибудь. А задуматься было над чем! Её мать откровенно недолюбливала меня, и пыталась редко перекликаться с моим существованием в этой, да и в любой другой действительности. Наши линии жизни шли по строгой параллели, такой строгой, что железнодорожники должны с нас эталоны снимать. Поэтому подговорить её маму на нелепый розыгрыш я ни как не мог.
– Господи Боже… – Анька подняла на меня взгляд, да такой, что сомнений не могло и быть – сила ШМЯКА наконец раскрылась для неё в полной мере.
За окном опускался снег, рисуя белыми пушинками ритмику блюза. Медленно и меланхолично он никуда не спешил, да и зачем, если каждую из миллиардов снежинок ждало тоже, что и остальных. Только свет фонарей жёлтым мерцаньем выделял некоторых «обречённых», и те кружились ярче остальных.
– И сколько раз? – Аня умудрилась поднять голову, хотя я её к себе прижимал довольно крепко.
– В смысле? – я продолжал смотреть в окно, немного выпячивая подбородок. Но лишь для того, что бы её дыхание ложилась на мою трёхдневную щетину.
– Сколько раз тебе пришлось угадывать программы и телефонный разговор? Сколько раз ты возвращался? – Аня вновь уставилась в кухонное окно.
– Восемнадцать раз.
– Ого! И я всё не верила?
– Нет. Просто я ошибался. А ошибаться здесь нельзя. Эффект не получался.
– Теперь ты человек, который никогда не ошибается.
– Ну что-то типа того, – проговорил я.
– Слушай, – её голос был настолько спокоен и нежен, что его действия на меня можно описать, как транс в апогее покоя. – А ведь ты можешь заново переживать те мгновения, когда нам вот так вот хорошо с тобой. Боже! Да ты можешь такие часы на неделю растягивать.
О да!
– О да!
– Жаль, что я этого не могу делать.
– Ну, ты можешь попробовать…
Анька разжала мои объятья и подошла к столу, где лежала заветная книга. С минуту они смотрели друг на друга, но никто так и не сделал решительных действий.
– Нет, спасибо, – в конце концов сказала та, что повыше. – Мне сейчас не о прошлом надо думать.
– Ты это о родителях?
Аня села за стол, и начала активно массировать себе висок.
– Да уж, дело дрянь, – согласился я с её мыслями. – Но ведь это ненадолго?
– Если у папы проблемы с чем-то, то это надолго.
– Блин!
Жизнь