и стать частью стекловистой сонливости в шелковистых прыгающих страшилках вцепляющихся в здоровые (родные) слова кусачими мондовошками поправляя сонливость рассеиваемой в штрих-сетки метабол стеклянными небоскрёбами.
У проходившего мимо пациента уточнил, где расположен душ «за углом коридора рядом с обеденной залой и туалетом с прозрачными стеклянными дверями» услышал ответ и пошёл уточнять.
Проходил по коридору и его череду проходных проёмов в многоместные заполненные палаты. На многих железных кроватях пациенты спали, другие просто смотрели покойно в потолок и решётчатые проёмы окон, третьи что-то пробовали читать – их было по одной-две фигуральности в каждой палате. Выходящие пациенты из бездверных палатных проёмов камер в коридор по своим делам имели странно безучастное гримасноуспокоительную лицевую решётчатую маску почти неприметную в поворотах головы.
Кто-то из них заходил в туалет, по естественным надобностям. Унитазы располагались напротив табуретов, на которые могли присаживаться для курения индивиды покойно наслаждаясь запахом табака, говна и мочи при мелькающих голых жопах и половых органов.
Один пациент лет 27, уступил мне табурет и безучастно спросил – по какой тебя статье уголовки тебя привёл конвой?
– Я ответил: по уголовной статье 282 ч.1 и ч.2 по обвинению в принадлежности к экстремизму и терроризму. —
– А что это за такая статья?
– Это политическая статья спрятанная в уголовных формах.
После, спросил я, а ты Евгений за что здесь находишься? —
– А, подвыпивший зашёл в магазин и на прилавке взял бутылку вина. Деньги в кармане. Выбежала охрана. Повязала. Вызвали полицию. Те приехали, составили протокол. Повезли к дежурному прокурору. Он выписал постановление о моём принудительном размещении в психиатрическом стационаре сроком на 30 дней с обязательными уколами и таблетками. Сказав, при повторе рецидива угодишь на 90 дней, из которых не выползешь! —
Слушая бедолагу Евгения, его неприкаянную историйку убогой жизни, я соображал:
– Как, так? Без суда и следствия попал к полиции, прокурору с намёками разбоя и террора, а от них в психушку с правом прогулок в решётчатом загоне для коррекции и исправления мотиваций нескладного поведения. А ведь, это психиатрический нацизм – психиатрический терроризм проявляемый носителями государственной власти. В современных лингвистических разработках – это метаболический фашизм. Т.е. этого Евгения начинали уже подвергать психиатрическому расстреливанию, сделав его невидимую убогость наглядным решётным убогим пугливым персонажем улетевшего в проклятую сонливость ставшей его решёткой общения и присутствие которой он чувствовал своим примитивно-провинциальным чутьём точно её не обозначая, отчего мучаясь напрягался.
Женя сумел сказануть невероятное