безумные навыки в португальском, проявленные раньше на Майндшер.
Она улыбнулась:
– Ты уловил это, да?
– На скольких языках ты можешь изъясняться?
– На пяти, наверное? Шести? Скоро будет шесть. Я начала изучать греческий. А ты действительно говоришь на всех этих языках?
– Я разве похож на того, кто оставляет перевод своему чипу? – Он поднял брови.
– Нет, – ответила Кэрис, оценивая его взглядом. – Ты похож на того, кто много трудится. – Потянувшись, девушка перевернула его руку ладонью вверх. – На работягу. – Она поняла, как по-дурацки это вышло, и вспыхнула румянцем. – На кого-то, кто зарабатывает себе на пропитание. Того, кто поддерживает работу магазина, так как пообещал, что будет это делать. – Она помедлила. – Я близка к истине?
– Ближе, чем кто-либо.
– Правда?
– Да. Главным образом потому, что ты стоишь в футе[7] от меня.
Она закатила глаза. Взрыв смеха из соседней комнаты вернул их на землю.
– Итак, – сказал Макс уже другим голосом, – ты летаешь на шаттлах, не любишь серенады и спрашивать людей, которые всю жизнь прожили в Ротации, откуда они? – Он склонил голову набок, рассеянно глядя на нее.
– О, – ответила она, начав протирать кухонный стол. – Я всегда забываю, что, когда нахожусь рядом с людьми типа Лилианы, во мне просыпается склонность ляпнуть что-то не подумав.
– Что ты имеешь в виду под «людьми типа Лилианы»?
– Гордых. Утопических. Верующих. Макс наклонил голову:
– Таких людей, как я, значит.
– Разве?
– Да, – сказал он. – Моя семья… Нам нравится Ротация, и не важно почему.
Кэрис пожала плечами, ее лицо казалось непроницаемым.
– Мое воспитание, наверное, несколько отличается от твоего.
– Как так?
Она подвинула противень, взболтнув жир и масло, и запах жареного цыпленка снова наполнил кухню.
– Это совсем другая история и для иного времени. Может, вынесем десерт?
Что-то заиграло на его лице, когда он, ловко взяв четыре чаши, расположил их вдоль запястья и предплечья.
– Конечно. И, возможно, позже ты расскажешь мне о своем наследии.
– Возможно, – вскользь ответила Кэрис, направляясь к кухонной двери с двумя оставшимися чашами. – Только, пожалуйста, не произноси слово «наследие» при Оливье. Иначе сведешь нас, третье поколение европейцев, с ума.
– Это верно, – говорит Кэрис. – Ты всегда меня спасал, Макс. Настоящий рыцарь на белом коне. – Сумрачные звезды окружают их, пока они падают, словно марионетки, подвешенные за нити пространства. – Но это гораздо серьезнее моей жареной картошки.
– По крайней мере, ты немного успокоилась, – отвечает он, – и расходуешь воздух разумнее.
– Хорошо, – произносит она, – можешь прекратить опекать меня. Я вернулась. Я тут. Я дышу. – Она смотрит в темноту по сторонам, затем снова на голубой индикатор подачи воздуха: восемьдесят восемь минут. – Что, черт возьми, мы собираемся делать?
– Не волнуйся, –