Проснуться мертвым. Алекс Фриман

и представляя, как падаю вниз с высокой скалы. Голова кружилась, внутри все кипело и готово было излиться наружу. Едкая кислота обжигала желудок. Я услышал чьи-то шаги, но мне было уже все равно, кто там.

      – Ты снова грустишь? – послышался голос Анны, – Эй, дружок! Успокойся! На вот, попробуй, – она протянула к моим губам сигарету. Сладкий запах окутал меня плотной пеленой тепла и спокойствия, я сделал затяжку, и кислота начала отступать. На смену ей пришли стотонные мысли и придавили грудь, отправляя содержимое желудка обратно, вниз. Голова наполнилась сладким туманом.

      – Что тебе надо? – спросил я вяло.

      – Я хочу, чтобы ты расслабился, – Анна говорила нежным голосом, поглаживая меня по рукам и груди, – Я нашла у тебя бутылку коньяка. Она почти закончилась. Допьем?

      – Дай, – я выхватил бутылку из ее рук и, резко поднявшись, сделал глоток. Голова закружилась, комок тошноты подошел к горлу.

      – Теперь я, – Анна засмеялась и выпила. Она слишком много смеялась, а меня слишком сильно кружило.

      Мы допили коньяк и докурили сигарету. Руки Анны обвили мою шею, а жаркие губы прильнули к моим, холодным и бесчувственным. Меня тошнило, я хотел остаться один, но противный мужской голос в голове сказал:

      – Сделай это!

      Утром было еще хуже. Солнце противно резало глаза, внутри все кружилось, как в центрифуге. Ком подкатил к горлу, и мне пришлось бежать к туалету. Все, что вчера было съедено и выпито, вышло наружу. Во рту была горечь, нутро обжигала кислота. Я поднялся к раковине и посмотрелся в зеркало. Отражение блестело красными глазами и смотрело прямо в душу. Затем оно улыбнулось. Я отшатнулся. Улыбка в отражении испарилась, остался хитрый взгляд.