кастрюли с цветочками или занавески-ришелье…
Надеюсь, что не увидит. Заснет на Лилиной девичьей койке.
Мы смотрим на часы и помалкиваем. Ольга смотрит в окно, вглядываясь в темноту улицы. Ровно в час она нервно вскрикивает:
– Подъехали!
Мы подтягиваемся и напрягаемся. Инеска бросается к двери. И на пороге возникает она. Марьяна. Волшебница. Та, которую мы ждем и трепещем.
Марьяна стоит на пороге и одышливо пыхтит, потому что она очень большая и очень грузная, к тому же ей хорошо за пятьдесят и она не очень здоровая. Она снимает пальто, и ее муж, стоящий сзади нее, за ее широкой спиной, и оттого незаметный (он мал ростом и тщедушен), подхватывает его.
Марьяна проходит в комнату, не снимая кроссовок. Да, она ходит в кроссовках зимой и летом – больные ноги. Кроссовки белые и на «липучках» – мечта любого подростка.
Она плюхается в кресло, вытягивает ноги и достает веер. Ей всегда жарко. «Климакс, – объясняет она, – уже десять лет».
Инеска суетится и мотается из комнаты в кухню, поднося Марьяне то кофе, то бутерброды, то «попить водички, желательно боржоми».
Боржоми имеется, хозяйка знает вкусы дорогой гостьи.
Марьянин муж (нам известно только, что зовут его Сеня) втаскивает в комнату сумки, которые, кажется, больше его самого.
Марьяна делает жест рукой: все, хорош. Свободен.
Мелкий Сеня присаживается на стул и прикрывается газетой. И больше Сени не видно! Нет Сени, и все!
Марьяна не спешит – она такая актриса! Просто наслаждается нашим нетерпением и ожиданием.
Съев два бутерброда: «Мне голодать нельзя – язва» (и это в полвторого ночи), откушав кофею и закурив (только ей позволено курить в комнате), Марьяна наконец с треском распахивает скрипучую молнию необъятной своей сумищи и смотрит в ее чрево, словно в чем-то сильно сомневаясь.
Стерва! Актерка! Интриганка! Волшебница…
Лот первый. Из сумки извлекается шуршащий пакет с чем-то фиолетовым. Я чуть расслабляюсь: фиолетовое – точно не мое. Не торопясь, Марьяна разрывает целлофан, и нашему взору предстает платье. Трикотаж, даже на вид тонкий и шелковистый, вырез лодочкой и аппликация в виде листьев – светло-сиреневых и золотистых. Она разглядывает платье и небрежно бросает его на диван:
– Финны. Сорок четвертый. Сто двадцать.
Первой не выдерживает Наташа – словно по фальстарту бросается с места и хватает «финнов за сто двадцать». Молниеносно она срывает с себя свитер и юбку, и платье уже на ней.
Мы молчим – первое слово за Марьяной.
– Сносно, – важно бросает она.
И тут подхватываемся мы. Инеска хвалит отчаянно, Ольга сдержанно, я – справедливо. Платье сидит хорошо, да и цвет Наташе вполне.
Наташа, красная от волнения, садится на место и прижимает платье к себе.
Далее Хозяйка Медной горы выуживает три водолазки разных цветов и также бросает их веером на диван.
– Польша. Хлопок с эластиком. Сорок восьмой. Хотя… Все тянется. Тридцатка.
Водолазки