открывал каждую и что-то отправлял в рот. Совершенно по-детски радуясь тому, что он вправе сделать это сколько угодно раз, не контролируя, что или кто находится за спиной.
– Боже, какое счастье! – мелькнуло в сознании бывшего художника. – Живи сейчас, бери лучшее, читай знаки…
Вот она долгожданная свобода. От этой мысли хотелось кататься по полу и поскуливать от охватившего чувства, названия которому так никто и не придумал, ибо правильно сформулировать смог бы только тот, кто девять лет ни за что, ни про что, чалился на зоне в глухой тайге Красноярского края.
Неожиданный звук вырвал Пику из состояния эйфории. Незнакомая мелодия вызова сотового телефона была настойчивой. На тумбочке у кровати на большом экране блестящего аппарата подмигивали цифры номера входящего звонка.
– А-алле, – он вдруг расхохотался от промелькнувшей мысли.
– Ты чего там? – непривычный «электронный» тембр голоса Дины оборвал его смех.
– Да… Вспомнилась сценка из фильма про Ивана Васильевича, где он впервые увидел магнитофон. Вот я примерно также стоял и смотрел на этот экран… Это был твой номер?
– Мой… Извини, если разбудила. Часа через два приеду. Хотела спросить, тебе рыбу приготовить или мясо?
– И то, и другое! – опять рассмеялся он.
– Сав, ты что, уже принял с утра?
– А можно? – он опять рассмеялся.
– Будешь баловаться, заставлю мыть посуду.
– Я ее начисто вылижу, – он не мог сдержать накатившей на него идиотской радости. – Чисто-пречисто. Чес-с-с слово!
– Ладно, – было слышно, как она тоже рассмеялась, – только дачу не спали.
Пика застыл над туркой, наблюдая за процессом. Шапка свежемолотого кофе медленно погружалась в готовую закипеть воду. Приближался момент истины. Когда на темном фоне начало разрастаться светлое пятнышко пенки из мелких пузырьков, он перестал дышать, чтобы не вмешаться в предсказание. Через пару секунд картинка сложилась. Художник сразу догадался. Это был силуэт детской головки с волосами, стянутыми хвостиком на затылке… Полинка!
Дочка была единственной ниточкой, связывающей бывшего зэка с тем, ушедшим в прошлое миром. Даже не ниточкой, а тоненьким едва приметным волоском. Еще не оборванным окончательно. На зоне он обычно гнал прочь мысли о Полинке-пылинке, чтобы от бессилия и злобы не поставить точку, ибо ничто реальное их уже не связывало. А теперь вдруг те далекие годы явственно возникли из глубин памяти, растревожив его душу….
Он вырос в маленькой деревушке под Смоленском, где и школы-то не было. Ходил до десятого класса стремя погодками в соседнюю Ручьевку. Все свободное время что-то рисовал, заполняя одиночество работай над пейзажами и портретами. Постепенно детское увлечение стало смыслом его жизни. Родители рано погибли. Дед заменил и отца, и мать, но рассказывал о них мало, только повторял:
– Жили всегда вместе и ушли вместе. Судьба…
Сава с детства любил