Я тогда, может, к Жене схожу. Он на той неделе просил убраться у него, только, говорит, гонорару получу и тебе тогда заплачу…
– Бесплатно ничего никому не делай, – велела Олимпиада, – что еще за благотворительность такая!
– Та как же бесплатно, когда он сказал – гонорара!
– Не гонорара, а гонорар! Он этот гонорар уже лет десять грозится получить и все никак не получит!
– Как так – грозится?
– Да никак, – с досадой сказала Олимпиада и сняла с крючочка ключи. Ключи от машины в кармане пальто, телефон на месте, губы… Ах да, губы она решила не красить!
…Что там опять выдумала Марина Петровна, хотелось бы знать?
– Выходи, Люсь, а я за тобой.
Олимпиада Владимировна погасила свет, пропустила вперед трубадуршу, подождала, пока та, пятясь, осторожно протащила за собой свою гитару, распахнула дверь на темную лестницу, которая почему-то в этом доме называлась совершенно питерским словом «парадное», и тут что-то случилось.
Какая-то темная туша надвинулась на них и начала валиться в проем и упала сначала на Люсинду, и та тоже стала валиться, и грохнула гитара, и кто-то тонко крикнул, и что-то упало и покатилось.
– Люся!!
– Липка, держи его, держи!!
– Господи боже мой!
Каким-то странным прощальным звуком ударила в стену страдалица-гитара, Олимпиада Владимировна зашарила по стене потной рукой, совершенно позабыв, где у нее выключатель, и, когда зажегся свет, оказалось, что на полу в крохотной прихожей на коленях стоит Люсинда, а рядом с ней лежит человек с судорожно задранным вверх щетинистым, совершенно мертвым подбородком.
Именно подбородок увидела первым делом Олимпиада Владимировна и поняла, что у нее в прихожей труп.
Самый настоящий труп.
Как в детективе.
– Так, говорите, что никогда его раньше не видели?
Фу-ты ну-ты!
Олимпиада перевела дыхание и посмотрела милицейскому между бровей. Она где-то читала, что такой прием безотказно действует, если хочешь показать собеседнику, что презираешь его от всей души. Не смотреть в глаза, а смотреть между бровей.
– Все наоборот, – сказала она совершенно спокойно, – я вам говорила и повторяю еще раз, что это наш сосед с третьего этажа. Его зовут Георгий Николаевич Племянников. Или Георгий Иванович, что ли! Я точно не помню.
– Да как же мы его не знаем, когда каждый день в парадном с ним встречаемся! – закричала Люсинда Окорокова. – Да что вы такое говорите, когда мы вам уже сто раз сказали…
– А вы пока помолчите, – не поворачиваясь к Люсинде, велел милицейский, – вас пока никто не спрашивает, кого вы встречаете!
– Елки-палки, – пробормотала Олимпиада Владимировна, – что же это такое!
На площадке переговаривались какие-то люди, и соседи собрались, Олимпиаде было видно, что Парамоновы что-то очень активно втолковывают другому милицейскому, который их слушает, прищурившись, как в кино про ментов, или оперов, или про кого там еще бывает кино?..
– Так