кому наняться – воином – так не факт, что лучше будет, может даже – и много хуже. Здесь хоть Сбыслав – вроде как друг… Да еще эта Марья… Ну и привязчивая же девчонка! Здесь ее, правда – в работу: полоть, поливать, стирать – а она и расцвела вдруг! Похорошела вся, по воскресеньям – в платье новом – из холстины, но чистое, красивое, с вышивкой – бусы на шее дешевые, но тоже ничего, сверкают зеленью изумрудной… как и глаза… А красивая девка! Сбыславов подарок… тьфу… Пришлось ведь дружка уговаривать, чтобы «холопку» оставить… Сын тысяцкого разрешил, конечно… правда, нахмурился, предупредил – «кто на рабе женится, сам робичич» – по закону так. Женится… Ага, как же…
Сбыслав ухмылялся:
– Если хочешь, пусть в твою избу раба изредка наведываться будет… тайно… Хоть и грех то… После невесту тебе сыщем, из наших… такую, чтоб не стыдно. От рабы своей тогда избавься… Ну, время еще есть.
Марья так и жила в людской, вместе с остальными девушками-челядинками, на Мишу при встрече поглядывала, кланялась, однако ж в избу его к ночи не просилась, а приказать самому Михаилу вдруг стало стыдно – экий рабовладелец выискался. Да и сколько девчонке лет… шестнадцать хоть есть ли? Говорила, что больше – врет, явно врет! Хотя здесь в тринадцать-четырнадцать замуж выходят, потом рожают каждый год – кто ж позволит бабе пустой простаивать? Детская смертность высокая, а помощники в доме всякому нужны, и чем больше – тем лучше. Патриархальная семья, аграрное общество – что уж тут говорить-то?
В общем, непонятные отношения были сейчас у Михаила с Марьей – он и сам вроде как теперь человек зависимый – рядович, – а она, уж так вышло – его имущество. Собственность. Велик соблазн, но… Он же, Михаил Сергеевич Ратников – человек, а не похотливый козел! Ну, было раз… не сказать, чтоб по принуждению, а сейчас… совсем другая ситуация сейчас, и зазвать Марью на ночь в избу, как ни крути – подло. Да и не до того стало…
В корчме на Лубянице – что на Торговой стороне, близ площади-торга – на Ильин день, в честь праздника, подавали свежее, недавно сваренное пиво. Хорошее оказалось пиво, вкуснющее, Миша уже третью кружку – деревянную, верно, литра полтора объемом – выкушал и еще хотелось. Деньги были – корову только что на Торгу продал, так что гулеванил теперь, можно сказать, на свои кровные «белки»-вервицы. Не было сейчас на Руси мелкой монеты, как, впрочем, и крупной, не считая немецких и старых арабских дирхемов. Как помнил Михаил с института – «безмонетный период». Крупные сделки гривнами серебра обеспечивались, а мелкие – чем придется – беличьими шкурками, бусинами, медными колечками или – тоже медной – византийской монеткой, у кого таковые имелись.
Корова, ясно, была не Мишина – тысяцкого Якуна. Тощий такой нетель, давно уже забить собирались или продать – вот как раз и сгодилось. Для, так сказать, более правдивого вхождения в образ. По тщательно разработанной Якуном легенде, Михаил – бедный однодворец, пришел вот в Новгород единственную коровенку