Вы-то зачем сюда?
– Скоро холода, а у меня теплых вещей нет.
Ягужинская задумалась, а потом достала из своего мешочка пуловер.
– Возьмите. Вещь хоть и мужская, но вы в нем точно не замерзнете.
Вера достала полуимпериал и протянула Екатерине Степановне. Та уже почти взяла золотой, но отдернула руку и затрясла головой.
– Нет, нет! Вам и самой жить как-то надо. А я уж перебьюсь. Мы еще картины припрятали. В гостиной прежде висели у мужа и в кабинете. Шишкин, Левитан, Серов, Айвазовский… Но кому они теперь нужны?.. У меня, кстати, еще сапожки хромовые для вас…
К ним подошел молодой рабочий из патруля, что свистел Вере вслед, и дыхнул луком:
– Давай, старая, проваливай! Девку мы забираем.
– Куды ж?! – заголосила Ягужинская. – Она ж дочка моя! Я к ней из деревни зазря, что ли, триста верст перлась из самой, почитай, Опочки?.. Насилу ее здеся в вашем чертовом городе отыскала, а тута сразу забирать! Она, может, от хозяев своих настрадалася, места себе найти не может, мать встретила, поплакаться ей решила…
– Ну так мы утешим, – не унимался парень. – Я с отрядом послезавтра на фронт иду с белой гвардией биться не на жизнь, а на смерть. У нас как раз сегодня проводы намечаются…
Он посмотрел на Веру.
– Все чин чинарем будет. В том числе граммофон с пластинками. Шаляпин имеется, между прочим. У меня даже комната почти что своя. А утром я сам, куда надо, тебя провожу или извозчика найду.
– Да пошел ты со своим извозчиком и Шалякиным-Малякиным туда же! У нас у самих в деревне революцию защищать надо! – крикнула Екатерина Степановна.
– Во боевая мамаша! – обрадовался подошедший солдат с винтовкой. – Имеет понятие. Если революция, то делиться надо. Если пожрать нету у тебя, к примеру, то сама знаешь, что военному человеку нужно, кроме жратвы.
– Ты это мужу моему расскажи: он десять лет на царской каторге гнил ни за что! Помещика за ноги в лесу повесил, и что с того – сразу на каторгу, что ли?.. Не пущу с вами дочку!
Люди, проходившие мимо, стали останавливаться, торговки из рядов вытягивали шеи. Толпа зевак росла на глазах, и все смеялись. Солдат гневно посмотрел на молодого рабочего.
– Ты чего это к девке пристал? – возмутился он. – Тебе другой пост доверили! Чего ты сюды поперся?
– Так я ничего, – начал оправдываться парень. – Думал, моя бывшая краля шландыбачет, а теперь вижу, обознался. Моя посисястей будет, и лицо у этой не рябое.
– Сам ты рябой! – уже спокойно произнес солдат. – Ладно, иди уж. Прям не человек, а шкворень какой-то.
И подмигнул Ягужинской.
– Не беспокойся, мамаша! Мужу привет передавай.
Они ушли, а Екатерина Степановна перекрестилась.
– Спасибо тебе, Господи! Не оставил нас – чад твоих.
И тут же шепнула перепуганной Вере:
– Ненавижу их всех! Ненавижу, потому что боюсь!
И снова перекрестилась.
Вера вошла в кабинет камергера Рослякова. Мужчины при ее появлении поднялись. Кроме Алексея и Александра