В итоге я научился мастерски крошить лук, но так и не запомнил, что с ним делают дальше. Не говоря уже о каком-либо рецепте. А лучше всего у меня получалось мыть посуду. Мама говорила, что мечтала родить девочку-помощницу.
Отец наоборот был спокойным и пассивным в быту. Его каждодневный маршрут пролегал между диваном, работой, туалетом и кухней. Последняя служила местом для чтения книг и курения неизменной «Астры» без фильтра, пепел которой наполнял темечко закопчённой гипсовой пепельницы в форме человеческого черепа.
Я успел застать время в начале отношений, когда отец был более активен: что-то мастерил, изобретал, подшивал журналы… Но он болезненно переносил критику. Каждый раз, когда папа делал что-то по дому, а мама находила в сделанном недостатки, он говорил: «Ладно, тогда я больше этого делать не буду», – и действительно больше не брался за это уже никогда, игнорируя все просьбы. Такой алгоритм поведения постепенно сузил домашнюю жизнь отца до вышеописанного «маршрута». Он стал замкнут, ворчлив и безучастен. В том числе это касалось воспитания потомства. Но я всё равно бессознательно учился у папы тому, каким должен быть мужчина.
Воспитание: детсад, бабушка и дедушка
Мама долгое время казалась мне самой красивой женщиной – в ней мне нравилось абсолютно всё от фигуры до запаха, который оставался после неё в туалете. Я мечтал вырасти, чтобы стать такого же размера и спать с ней «как взрослые». И глубоко огорчился, когда однажды, лежа рядом на диване, потянулся к её груди, а она почему-то вдруг одёрнула меня. Но всё равно только с ней я чувствовал себя хорошо. То, что у неё много дел и ей надо идти на работу, воспринималось как предательство.
В детский сад я ходить отказывался. Ложился поперёк порога у двери, истерично вопил и упирался до последнего. Что именно так пугало меня – сказать сложно – эти воспоминания у напрочь заблокированы предохранительным механизмом моей памяти. Известно лишь, что в садике я выучил слово «пиздюк» и родители спешно пересмотрели концепцию воспитания.
В общем, воспитывала меня в основном бабушка. Вместе с дедушкой – вечным «строителем коммунизма». Говорят, когда-то он покорил сердце своей будущей супруги шуткой – когда та спросила, какая у деда фамилия, он ответил: «А ты сама угадай: три буквы, вторая – «у», – понятно, что первым пришло на ум простодушной девушке из деревни. Узнав, что фамилия кавалера – Жук, она долго смеялась.
Но это было когда-то давно, а в настоящем от деда веяло какой-то подавленной тоской, жёсткостью, и у него неприятно пахло из никогда не улыбающегося рта. Я всячески сторонился его. Помню только, как он рассказывал много раз одну и ту же скучную историю про войну; как пил с соседями по даче за картами, и его хриплую одышку, особенно незадолго до смерти. Про то, что здоровье он загубил, работая в литейном цеху ради благополучия потомков – двух квартир и дачи, я узнал уже потом.
С бабушкой