клубы сигаретного дыма и застойный запах алкоголя, который разъедал ноздри и, словно бейсбольной битой, лупил по голове, принуждая к пьянству. Ты просто молча подошла и присела ко мне за столик, в черных кружевных чулках, потертой куртке, с сигаретой во рту, нагло и с улыбкой смотря мне в глаза. Я накидывался виски, а ты стала читать мне свою прозу про безбожника, утратившего веру во все, кроме себя. Я внимательно слушал тебя и чувствовал, как тону в тембре твоего голоса и крепости алкоголя.
Мы были в убитом состоянии
Как такое возможно, чтобы люди, увидев друг друга, влюбились в ту же секунду? Если бы не эти искусственные ресницы, которые ты клеила, удлиненные волосы и проколотые соски, то твоя внешность была бы внешностью божьего дитя с идеальным телосложением, ровными чертами лица, нежной кожей, розовыми щеками, голубыми глазами и самой красивой и обаятельной мимикой.
И вот теперь, сидя на этом пляже, я вновь ощущаю себя тонущим или, точнее сказать, утопленником. Ведь я добровольно, сам иду ко дну, пропитываясь тобой и твоими мыслями. Да. Бесспорно. Я утопленник. Ты рассказывала о своей жизни в Канзасе, про авиационный завод, на котором не покладая рук трудились твои родители, пока его не начали бомбить, отняв тем самым их жизни.
Про переезд к бабушке Луисе, которая жила на Манхэттене в New York City, и как эта непривычная и буржуазно-винтажная старушка 79-ти лет просто изводила тебя своей опекой. И вот стоило тебе только привыкнуть к ней, полюбив всем сердцем, как смерть решила тоже забрать ее из твоей жизни. Убийственная несправедливость. Сейчас, спустя ровно два года с похорон Луисы, ты осталась один на один с этим миром. С комом в горле ты рассказывала мне про эту одинокую стонущую боль в области ребер, тыча в них пальцем с такой силой, что синяка на твоем белом теле наверняка было не избежать. Знаешь… Меня очень покорили твои сожаления об утраченной людьми вере в доброту людскую, божью милость, равно как и в существование в принципе чего-либо святого, прикрывающего наши спины и сберегающего наши души от мистической геенны огненной: «…Изо дня в день все большее количество людей складывают свои кресты в коробки из-под обуви и кидают их под кровать, ударяясь о реалии этой жизни. С треском расщепляясь на атомы, даря свои частицы вселенной, мы дербанем свои души, словно спелую сливу, срывая лишь зрелые плоды и оставляя гнилые, которые несем с собой до конца своих дней. Переступая через ранее утвержденные принципы, божьи каноны, воспитываем в себе жестокость, потеряв себя как слащавую материю, мы все же пытаемся веровать, но уже лишь в себя, не в друга, не в брата, не в любимого, не в мать и отца, а только в себя как в существо разумное, но, как ни крути, с тончайшей душевной организацией. Разграбив и разубедив себя по поводу доверия своих чувств кому-либо, человек больше не верит в человека! Каждый спасает в первую очередь себя, и все чаще и чаще переступая через другого. Мы сами создали страхи.